Заложники - [17]

— Просто убивали тех, кого больше, — сказал Азат.

— Вот именно, — подтвердил Ромашов, — целенаправленно убивали, не зная, как избавиться от молодой энергии. Вот и Афганистан сейчас находится в этой стадии.

— Я вижу, куда ты клонишь, — шутя, возразил Азат, — к Гумилевским пассионарным всплескам.

— И ничего предосудительного не вижу в его теории, — возразил Ромашов, — он, где — то прав.

— Но Гумилёв доказывает, что всё зависит не от людей, а от космоса и в изменении климата.

— Ты его не совсем правильно понял. От нас с тобой кое — что тоже зависит.

К примеру, Азия сейчас один из континентов, где находятся государства с большим количеством населения и к тому же молодого. То, что мы барахтаемся с тобой здесь — это не случайно. Я думаю, что двадцать первый век будет веком Азии: старенькая Европа уйдёт на задворки. К сожалению, наша страна уходит в разряд стареющих государств. Мы стоим на меже, не став развитой европейской державой, но уже и не азиаты. Стареем и только поддерживаем на нулевом росте свою численность за счёт среднеазиатских республик. Но этот взрыв все равно должен произойти, и азиаты победят. Не случайно в Европе исчезают христианские храмы и вырастают мечети. Мне думается, после всех этих вековых экспериментов наш народ морально надломился. Я бы на месте правительства заключил бы мировую с внуками тех дворян, что эмигрировали во время революции.

— А это ещё зачем? — удивился Азат.

— Ты не понимаешь одного, у каждого слоя общества есть своё предназначение. Во время революции Россия потеряла целый пласт культуры. А дети и внуки эмигрантов ещё хранят её. Порода, если сказать простым языком. Гены упрямая штука. Хотя мы и расстреляли Вавилова, но он был прав. Общество это как единый организм. Как в организме группа клеток выполняет каждая свои функции, так и каждый человек и отдельные слои общества имеют своё предназначение. Скажем, нельзя же вместо почки пришить кусок мяса от задницы. Хотя и там такие же клетки из того же тела. Я к чему веду этот разговор? Нужно вернуть этих людей в Россию. Не просто вернуть, а просить их вернуться. Они должны своими генами вернуть утерянное страной. За границей они не у дел. Франции не нужна русская культура, как не нужно чужеродное тело в организме. И чем быстрее, тем лучше, иначе мы этот пласт потеряем навсегда.

Машина въехала в ворота виллы. Старик — садовник, закрыл ворота, низким поклоном поприветствовав Ромашова. На крыльце их уже поджидала Фатима.

— Куда вы запропастились? Я уже всё приготовила.

— Ничего, водка не прокиснет, — пошутил Ромашов, — Кабул решил Азату показать.

Два человека сидели за столом в небольшой комнате освещённой тусклым светом маломощной лампочки. На столе стояла не очень богатая закуска и начатая бутылка водки.

— А помнишь, Серж, как мы с тобой в Чехословакии чудом остались живы.

— Да, помню, — Ромашов потянулся к бутылке и стал разливать по рюмкам.

— Я до сих пор не пойму, — сказал Азат, — зачем нас тогда переодетых запустили в толпу чехов, с какой целью?

— Ты что не понимал нашей задачи? Мы были направлены выявлять организаторов и своими голосами управлять толпой. Если есть в толпе какое — то ядро молодых крикунов, они орут, и толпа им вторит в унисон. А заведённую толпу, куда хочешь можно увести. С точки зрения науки психологии всё было сделано правильно. Но с точки зрения ума, не совсем, мы чешского языка не знали. Помнишь, наш солдат по толпе из автомата пальнул? Ответить нам ему было нельзя, хотя и оружие имелось, а кричать: «не стреляй, свои» — тоже нельзя, глупо как — то. Кстати, ты куда пропал после курсов, я твой след потерял?

— Был нелегалом в Пакистане, потом перебросили в Ирак, там уже при посольстве был, теперь вот сюда командировали. А тебя где носило.

— О! Где я только не был. Сначала попал в Краснодарский край.

— Юг, тепло, место курортное, — пошутил Азат.

— Место может быть и неплохое, но каждый день, как мухи на сладкое, гости из Москвы летели. Напои, накорми, с собой пару ящичков дай — это мелким сошкам, а тем, кто поважнее — более того. И начальник сверху — давит, давай, давай. Обложил я всех оброком, надоело самому, противно стало. Ночные посиделки с гостями на мою семейную жизнь стали влиять, боком выходить, с женой развёлся. Стал я проситься, куда — нибудь с этого места. Одним словом, пожалели меня, не зря же я их поил, отправили меня в Мурманск на двойной оклад. Там я прогнулся перед начальством, выудил иранского агента, но за мои заслуги в Москву не забрали, чтобы я их сынкам дорогу не перебегал, а отправили в ГДР. К тому времени я уже женился второй раз на мурманчанке. Теперь, наверное, опять буду разводиться.

— Что так? — Азат вопросительно посмотрел на Ромашова.

— Влюбчивый я, дурень! Она в гостинице работала, красивая была вот, и втюрился, женился. Я в Афганистан, а она там куролесила. Приехав в отпуск, всякого наслышался.

Ромашов выпил рюмку и стал закусывать.

— Так вот значит, работаю я в ГДР при посольстве. А был у меня агент, немец, старичок такой, но не сказать, чтобы старый, так себе мужичонка. Искусствоведом работал. Ну какой из него агент, так агентишка, кто что говорит, кто выражает недовольство властью, одним словом, чушь всякую выуживаю и отчёты составляю. Как — то раз старичок мне и говорит: мол, по культурному обмену немочка из ФРГ приезжает, и кажется ему, что она на спецслужбы работает, не плохо было бы с ней мне повстречаться. Я к своему начальнику, так, и так, давайте санкцию на встречу. А он мне в ответ: «я решить не могу. У Москвы разрешения надо спросить. А времени на это нет. Встречайся под свою ответственность». Был у меня в подчинении парнишка — красавец, метр девяносто росту, накачанный, косая сажень в плечах. Ну, я его в гостиницу поселил, где эта баба остановилась, Хельгой её звали. Придумали ему легенду, что он чех, в командировке, работает на заводе, где оборонку клепают. Мой паренёк Хельгу в первый же вечер и заарканил. Повстречался я с этой тёткой, ходим по музеям, по ресторанам, ведём разговоры ни о чем. Я уже подумал, что в пустую всё это, а мой Василёк её тем временем по ночам топчет. И тут в один прекрасный вечер стала она Васю вербовать. Тот прикинулся влюблённым. Она ему наобещала золотые горы. Он сделал вид, что спёкся. Дал согласие и липовый адрес в Праге, а сам сказал, что завтра командировка заканчивается. На следующий день встречаюсь я с Хельгой. У неё на роже одно удовольствие: ещё бы, бабенка, так себе, подержанная, а такого красавца поимела, да ещё и любовь получилась с интересом. А муж у неё известный в ФРГ человек. Сидим мы, стало быть, в ресторане. Я намекнул моему агенту, чтобы свалил, не надолго оставил нас одних. Говорю я Хельге: «у меня бумаги есть, как бы их в «Шпигель» отправить». А она мне говорит: «давайте я перевезу. Право, не знаю, — говорю я ей, — удобно ли вам будет», и кладу на стол фотографии. Смотрю на дамочку, а она то бледнеет, то краснеет: на фотографиях она с Васильком во всех позах. Одним словом, завербовал её: выяснилось, что мой старичок является и их агентом. Стали мы докладывать в Москву, спрашивать, что с завербованной дамой дальше делать. А оттуда втык получили: «как вы смели без нашей санкции пук сделать». Ну, шеф мой сразу в кусты, всё на меня стал валить. Вот такой хитрожопый мужик. Разозлился я и отдал эту девочку немецким товарищам. Те стали с ней работать, видать всё хорошо пошло, она через мужа входила в высшие круги и давала ценную информацию. Немцы в знак благодарности через своё начальство отправили в Москву письмо, выражая признательность и уважение к нам за ценного агента. Там видно генералы получили взбучку от начальника управления. И тут такое началось. Как будто не я завербовал, а меня. Стали проводить партийное расследование, чтоб меня на парткомисию потащить, но я дубликаты всех документов и фотографий имел. Укусить не могли, откомандировали назад в Мурманск.