Заложники - [110]

— Ну и погодка! Хороший хозяин в такой вечер собаку на улицу не выгонит, — стряхивая капли с дождевика, начал я разговор.

Хозяйка посмотрела в мою сторону, но ничего не сказала. Теперь она держала в руках какую-то одежонку девочки и, похоже, собиралась ее латать или штопать.

— Мы бы хотели у вас заночевать, — набрался наконец духу Антанас.

Женщина опустила руку, в которой держала красную кофточку. Близко посаженными у крючковатого длинного носа карими глазами она сердито уставилась на моего товарища.

— У нас негде, — буркнула она.

— Невелики господа, можем и на полу, — сказал Антанас.

— Нам бы только крышу над головой, — добавил я.

Женщина швырнула одежонку на лавку и огладила обеими руками фартук.

— Лучше в другом месте поищите. За рощей Рамошка живет, у него изба попросторней.

— Да вы не волнуйтесь, хозяйка, нам и тут будет хорошо, — заверил Антанас.

Он повесил плащ на крюк возле двери, разулся и пододвинул ботинки ближе к куче хвороста. Я сделал то же самое. Не ожидая приглашения, мы уселись за стол на длинной шаткой лавке.

— Живу одна, — то ли сама себе, то ли нам посетовала женщина, — а ведь народ всякий попадается.

Антанас уловил тревогу в ее голосе и поспешил объяснить:

— Мы не из лесу и не из милиции. Студенты. В Дурпингяй идем.

Трудно сказать, может, эти слова успокоили женщину или просто она смирилась с тем, что нас отсюда уже не выставить, только больше о ночлеге на стороне она не заикалась. Молча принесла набитые соломой матрацы, застелила их рядном, а накрыться предложила тулупами.

Мы с Антанасом мигом растянулись на матрацах. Пахло льном, лежалой овчиной, еловыми досками. По стенам и в окне не переставая барабанил дождь. При одной только мысли о том, что я мог сейчас быть на улице, меня передернуло. И еще желаннее показалось тепло комнаты, которое вместе с усталостью навалилось на меня, смежая веки. Антанас уже успел захрапеть. Заснул бы и я, но помешал пес, который загавкал под забором. Хриплый лай тут же сменился радостным повизгиванием и тявканьем, — видно, собака, узнала своих. За окном послышались торопливые шаги. Кто-то осторожно прокрался к дому, и все стихло. Спустя минуту-другую раздался осторожный стук в окно соседней комнаты. Тихонько звякнуло стекло, точно в него вместе с каплями дождя ударились случайные градины. Женщина прошлепала босиком по полу. Скрипнуло отворяемое окошко. Приглушенный шепот двоих — мужчины и женщины — нарушал монотонный шум дождя.

Приподняв голову и напружинившись, я вслушивался в их голоса, пытаясь хоть что-нибудь разобрать. Кто этот человек, который тайком прокрался к дому? Что ему нужно?

Женщина отошла от окна и скрипнула затем дверью нашей комнаты. Я притворился спящим. Она босиком шмыгнула на кухню, а когда возвращалась, за ней тяжело ступал тот, который только что прошел по двору. Я затаил дыхание, когда они остановились у нас в ногах. Эта внезапная жутковатая тишина была томительнее любого таинственного перешептывания. Мне казалось, что шаги повисли в воздухе, прямо над нами, и что на нас вот-вот наступят, как на валяющуюся картошку. Меня разбирало зло: Антанас как ни в чем не бывало продолжал мирно похрапывать. Я задыхался от напряжения и подступавшего к горлу кашля. Краем глаза я заметил силуэт гостя, зловеще черневший посреди комнаты. Снизу он казался огромным. Тень пошевелилась, и я увидел очертания винтовки за спиной вошедшего.

Постояв возле нашего ложа еще немного, мужчина скрылся в соседней комнате.

Я тут же растолкал Антанаса.

— Бандит заявился! Что будем делать? — прошептал я и затормошил друга, чтобы до него дошел смысл моих слов.

— Где он? — приподнял голову Антанас, словно ожидая, что я покажу пальцем в нужном направлении.

— За стеной. Слышишь голоса?

Он послушал немного, затем уронил голову на матрац и буркнул:

— Давай спать, и дело с концом. Ничего тут не попишешь.

Я не мог понять причину его равнодушия. Неужели мы будем вот так лежать и ждать, пока незнакомец вернется и уткнется одному из нас в грудь дулом винтовки?

— Ах, да, я и забыл, что ты комсомолец, — с непонятной издевкой снова заговорил Антанас. — Если найдешь в кармане ножик, можешь вступать в бой.

Я чувствовал себя как оплеванный и изумленно глядел другу в лицо, белевшее в темноте рядом со мной.

— Нашел когда шутки шутить.

— Нюни распускать, что ли?

Насмешка, прозвучавшая в голосе Антанаса, уязвила меня больнее самых злых слов. На душе стало совсем тоскливо. Нет больше друга. И если тому, с винтовкой, вздумается поставить меня к стенке, Антанас не вступится, не защитит. Так вот почему он любил повторять, что не следует совать пальцы в дверную щель!

Я стал одеваться, но не успел. Скрипнула дверь, и я снова вытянулся на матраце. Вошли те двое — мужчина и женщина. Остановившись, посмотрели на нас и зашептались. Я исподтишка следил за ними, но так и не разобрал, что они собираются делать. Каждая жилка, каждый мускул были до крайности напряжены. Казалось, еще немного — и я вскочу, брошусь, сам не зная куда. Не отдам я за здорово живешь свою жизнь. Буду драться до последнего — зубами, ногами, чем придется. Помощи-то ждать неоткуда. Одно меня смущало: и Антанас вел себя совсем не геройски — лежал пластом с закрытыми глазами, затаив дыхание.