Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны - [40]

Пытаясь разрядить обстановку, русские власти 6 марта 1723 года ужесточили ответственность частных лиц за утаивание каролинов — «некрещеных отпускать под угрозой потери движимого и недвижимого имущества». Но и эта мера не оказала заметного влияния, о чем сообщалось в мемориале шведских представителей от 25 апреля этого же года. Рассмотрев это заявление, Сенат принял решение о проведении тщательного расследования, которое, впрочем, принесло мало результатов: большинству помещиков удалось доказать, что пленные давно приняли православие и живут у них добровольно.

Посол в Стокгольме М.П. Бестужев-Рюмин 18 ноября написал в Санкт-Петербург, что шведские министры проявляют недовольство по поводу неудовлетворительной деятельности русских властей по освобождению военнопленных. Сенат и сам Петр отнеслись к этому известию очень серьезно, и 20 января 1724 года вышел указ Его Императорского Величества об освобождении всех категорий пленных, кроме тех, кто находился на службе. Данное распоряжение не касалось перешедших в православную веру пленных, если не было доказано, что они были принуждены к этому силой и уже после подписания мирного договора.

Не исчезали проблемы у пленных и после возвращения на родину. Первое и главное, что их интересовало, — это скорейшее получение жалованья, которое им не доплатили во время их пребывания на чужбине. Просили они и о выдаче определенной компенсации «за полонное терпение». А купцы просили хотя бы частично возместить понесенные убытки, которые, как правило, были результатом конфискации их имущества. Потери их могли быть довольно большими, о чем, например, свидетельствует прошение от новгородского посадского человека Елисея Федорова, у которого были изъяты в шведскую казну личные иконы и товары. Среди них были иконы и меха, железо в прутьях и слитках, холсты и шубы, хрустальная и медная посуда и даже лимоны. Всего на сумму 4157 рублей 4 алтын 2 деньги».

А когда он, разоренный, как писал, «без остатку», вернулся домой, то выяснилось, что в его отсутствие дому был нанесен ущерб стоявшими на постое солдатами Преображенского полка. Мало того, после них там жил некий водочный мастер, который регулярно избивал его жену. Обратившись с челобитной к царю, Федоров попросил дать ему в качестве возмещения таможню и кабак «на крутецком яму» на пять лет и позволить «вино курить». Петр за «его великое разорение и полонное терпение» удовлетворил просьбу.

Иногда в качестве вознаграждения за годы, проведенные в неволе, власти могли пожаловать бывшего пленника повышением по службе. В 1711 году в Канцелярию Правительствующего Сената явился прапорщик Никита Меньшиков и рассказал, что в 1705 году в одном из боев был взят в плен в Колывани, откуда его отправили в Стокгольм. Находился он там шесть лет и «принимал великую нужду».

В июле 1711 года ему посчастливилось бежать вместе с князем Я.Ф. Долгоруким. Члены Сената «приговорили его, Никиту, за его полонное терпение написать в капитаны» и дать ему соответствующее жалованье.

Вот как выглядел столь долгожданный документ, который давал право пленному на возвращение домой к родным и близким: «По указу Всепресветлейшего и державнейшего Петра Великого императора и самодержца всероссийского и прочая, и прочая, и прочая. Объявитель сего его королевского величества шведского адъютант Барсфельт родом из Тюренгена, который в прошедшую войну был взят в плен. Ныне по учиненному с короной шведской вечного мира отпускается в свое отечество. Оного везде пропускать без задержания. А ежели он пожелает жить в российском государстве где-нибудь в какой службе или у кого в услужении, ему по этому указу дается в том воля. Но явиться ему и записаться надлежит, а не записавшись в российском государстве не жить. Дан в Москве 26 апреля 1722 года. Иван Лихарев, секретарь Семен Попов № 1860. 1724. 27 июня. Сей указ в московской полицмейстерской канцелярии об отъезде явлен и записан №89». Шведский паспорт русских пленных был практически идентичен по содержанию.

V. Мозаика

История Северной войны не сохранила, да и не могла сохранить, имена всех, кто был в плену. И все же некоторые из тех, чья деятельность в суровых условиях военного времени сыграла большую роль в жизни пленных и оставила заметный след в истории России и Швеции, достойны особого упоминания… 

Тайная война резидента Хилкова

Незаслуженно мало написано о том, как сложилась судьба князя Андрея Яковлевича Хилкова после того, как он оказался заложником большой политики и провел долгие годы в плену в Швеции. С XIX века по справочникам и энциклопедиям «гуляют» даже неверные дата и место смерти русского резидента. В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона, Большой советской энциклопедии, не говоря уже о прочих, написано, что А.Я. Хилков умер в 1718 году в Вестеросе, что является абсолютной неправдой[66]. Вместе с тем есть немало данных о том, что это событие произошло в Висингсборгском замке на острове Висингсё 7 ноября (8 ноября по шведскому календарю) 1716 года и стало результатом обострения водянки. А в 1718 году, на который ошибочно ссылаются авторы, его тело доставили в Санкт-Петербург и по приказу царя захоронили в Александро-Невской лавре. Такое невнимание и «легкомыслие» потомков хотелось бы исправить — ведь князь Хилков много сделал и для своих товарищей по плену, и для Отечества.