Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны - [36]

Была одна группа пленных каролинов, которая получила возможность уехать домой до окончания войны. Это — жители прибалтийских провинций. Удачные военные операции русских войск в данном регионе в 1710—1711 годах закончились присоединением новых территорий. Петр начал отпускать местных уроженцев из плена, особенно если они обещали подумать над предложением о поступлении на военную или гражданскую службу к новому правителю. Так поступили упомянутый А.С. Пушкиным в поэме «Полтава» генерал В.А. Шлиппенбах и полковник барон Нирот. Впоследствии они много сделали для того, чтобы вызволить из плена и пристроить на новую службу своих соотечественников лифляндцев и эстляндцев.

На этом фоне неоднозначные чувства вызывает жесткая позиция шведских властей, в первую очередь самого Карла XII. Ни хлопоты, ни слезные прошения и увещевания родственников не смогли поколебать его непреклонности — ни в коем случае не отпускать русских генералов. Вместе с тем со временем он все же несколько «смягчился» и разрешал приезд «в гости» в Швецию родственников пленных и близких друзей.

Много усилий к освобождению брата приложили известные дипломаты и политики петровского времени князья Долгорукие. Под их давлением царь согласился выделить из казны довольно крупную сумму для выкупа из плена Якова Федоровича. Весной 1708 года через иностранных купцов и русских посланников в Берлине и Гааге в Амстердам было переведено 10000 ефимков. Но эта сумма оказалась меньше необходимой, и Долгоруким пришлось самим искать деньги, которые, вероятнее всего, предназначались для некоего высокопоставленного лица в качестве благодарности за услуги определенного рода. Но задержки и возможная огласка напугали его, он пошел на попятную, и обмен не произошел.

Но пожалуй, самыми трагическими были попытки освобождения царевича Александра Имеретинского. Положение царевича Александра было особым. Шведы выделяли его как представителя одной их царствующих династий. Королевские советники по заступничеству вдовствующей королевы и принцессы Ульрики-Элеоноры часто соглашались на удовлетворение его просьб. Например, ему разрешили совершать прогулки в королевском саду, дали согласие на приезд родственников, священника и слуг, удовлетворили просьбу о предоставлении учителя французского языка и преподавателя фортификации. Он получал книги из дома и работал над изготовлением грузинского шрифта. Ходили слухи о том, что он был запросто вхож в королевский дворец и бывал на приемах.

Его отец, царь Арчил II, без устали писал письма во все инстанции: к русскому царю и шведскому королю, королеве-бабушке и принцессе, министрам и царедворцам, — с одной просьбой: освободить его единственного оставшегося в живых сына. Но судьба была жестока к нему и к царевичу: все запланированные обмены срывались. Последний по времени вариант обмена, согласованный к концу 1710 года, казалось, был самым надежным. Шведские и русские власти приняли решение о размене царевича Александра и князя Трубецкого на графа Пипера, а Головина и несколько офицеров на фельдмаршала графа Реншельда. В конце осени 1710 года царевича и прочих генералов отправили ближе к границе в сторону Або вдоль побережья Ботнического залива, где и должен был произойти обмен.

Достигнув небольшого города Питео, пленные вынуждены были задержаться по решению местного губернатора графа Лёвена, который ссылался на свирепствующую в регионе чуму. Огорченный промедлением, недомогавший царевич Александр не вынес нервного напряжения и 3 февраля 1711 года скончался в возрасте 37 лет. Хилков писал в отчете, что царевич болен был 32 дня и «мора здесь нигде нет» и что губернатор Отто Вильгельм Лёвен, «мстя за то, что его дети на Руси в неволе», задержал всех, после чего принц «впал в великую печаль и из той печали припали те его болезни».

Но это еще не конец истории. Даже мертвый царевич продолжал оставаться заложником большой политики, военного противостояния двух держав; несколько месяцев русские власти не могли добиться отпуска его тела на родину. Отец его, царь Арчил Вахтангович, не перенес горя и умер в 1713 году.

Одним из самых безнадежных на первый взгляд казался размен содержащихся в плену резидентов. Тем не менее в 1707 году Петр отпустил Томаса Книперкрону на родину, в последний момент подстраховавшись и оставив в России его жену и трех дочерей[61]. Зачем русские власти сделали это? Скорее всего, причина заключалась в том, о чем Хилков неоднократно предупреждал Москву: Книперкрона, как и сам русский резидент, был источником разведывательной информации. Он, по заявлению князя, был главным вражеским агентом, имевшим широкую шпионскую сеть, на содержание которой тратил большие средства, приходившие из Стокгольма. Чаще всего именно от него шведские власти узнавали о нарушениях и проблемах в содержании пленных каролинов, что автоматически приводило к ужесточению политики по отношению к русским пленным.

Между тем дело об отпуске самого Хилкова стояло на месте. Королевские советники предпочитали отмалчиваться на все предложения царя, который, например, объявил о своей готовности обменять резидентов уже через неделю после начала войны. Лишь один раз шведы сделали встречное предложение, В октябре 1709 года Цедергельм привез из Стокгольма имя кандидата, который мог бы стать визави резидента при обмене. Им должен был стать государственный секретарь, философ и литератор Олоф Гермелин. Узнав об этом, Андрей Яковлевич с гневом написал совету о том, что они не только задерживают его отъезд