Заложники Кремля - [19]

— А что это у тебя нос крутится?

Это я корчила гримасы, изо всех сил стараясь удержать слезы.

— А мы с подругой, обеим по тринадцать лет, слез сдержать не могли. Рыдали, будто наступил конец света. Побежали на Красную площадь, там все трибуны уставлены венками, тысячи, тысячи венков… Подняли опавшие лепестки роз и поклялись хранить их всю жизнь. А в это время моя сестра с группой сокурсников из МГУ пробивалась в Колонный зал по каким-то чердакам, так как обычным путем проникнуть к гробу Сталина было невозможно. Пускали уже только людей с живыми цветами. Родители потом здорово отругали нас с подругой: как мы смели прикасаться к венкам! Боялись неприятностей. И все понимали: смерть Сталина — грандиозное событие. Как вы жили потом, без Деда?

— Мы с мамой получали пенсию, нам хватало. После ее смерти эту пенсию платили мне — до самого окончания аспирантуры. За нами закрепили, за плату, дачу в Жуковке-III. Есть Жуковки трех категорий, наша была самая низшая. Жуковка первой категории — «высшего сорта», зимняя дача с прислугой. Немного похуже, второго сорта — зимне-летняя дача, смешанная. Нам предложили летний домик. Но мы все равно очень обрадовались, мама тяжело болела. После ХХ съезда ее открепили от кремлевской поликлиники. Правда, меня каким-то чудом в «Кремлевке» оставили, что стало потом особенно важно из-за сына. Но в горбачевские времена выгнали и нас.

— Освободили места для новой элиты. Как вы восприняли эту последовательную утрату привилегий? И как к ним относитесь сейчас?

— Легко… Привыкла — отвыкла, только и всего. А привилегии… Наверное, в нашей стране без этого невозможно. Не мы воспользуемся ими, так другие.

— Какие годы оказались самыми трудными для вас?

— Все оказались трудными. Наверное, только детство было безоблачным. Потом уже все давалось непросто. Со второго захода поступила на филфак, до этого год не работала, готовилась. Потом аспирантура. Сын-инвалид, редкие встречи с мужем… Но я, конечно, не чувствую себя чуть ли не жертвой постсталинских репрессий, как это написал один недобросовестный журналист. Что-то вроде того, что живу в бедности, у меня ничего нет. Почему это ничего нет? У нас дружная семья, квартира.

— А машину могли бы купить?

— Увы, не на что. На жизнь хватает только-только. Муж работает один, я занимаюсь сыном. Иногда, если удается освободить часть дня, пишу что-то вроде рассказов. Еще никому их не показывала.

— Чему научила вас жизнь?

— Терпению. К сожалению, я поздно к этому пришла и полжизни делала трагедии из пустяков. А мир полон реальных трагедий.

— Вы общаетесь с родственниками, со Светланой?

— Поддерживаю отношения с детьми Васи — Надей и Сашей, в основном по телефону. Саша, он театральный режиссер, приглашает на премьеры. А вот с Осей, сыном Светланы, почти не общаемся. Она нас всех сумела перессорить. Еще в молодости Светлана была раздираема каким-то внутренним разладом, с годами это привело к катастрофической неуравновешенности. Я ее любила и очень старалась быть покладистой. Не получилось!

Старшая дочь Светланы Катя оказалась умнее всех нас — она отказалась встретиться с матерью во время ее недолгого, на полтора года, возвращения в Союз в 1984 году. Кате исполнилось шестнадцать лет, когда Светлана бросила семью, страну, где жила, и уехала в Америку. Девочка была очень привязана к матери и отъезд ее восприняла, как предательство. С тех пор они ни разу не виделись. Катя стала вулканологом, уехала на край света, на Камчатку, где и живет по сей день.

Младшая, Ольга, от американского мужа, очень славная, живет в Америке. Она родилась в США. Но, говорят, хорошо вспоминает о Грузии, где провела во время той поездки со Светланой целый год. А сама Светлана живет в Англии на пенсию, которую ей платит правительство Великобритании. Говорят, трудно живет…

Галина Джугашвили умерла в 2007-м году в госпитале имени Н. Н. Бурденко после долгой болезни. Последние годы жизни она посвятила поискам правды об отце. Дочь была убеждена: он не был в плену, погиб в бою. И все десять снимков с Яковом Джугашвили, обнародованных немцами, сделаны с помощью монтажа, обильной ретуши и приема «зеркального отражения». Но что могла отыскать любящая дочь? Архивы, слегка «приоткрытые» в годы перестройки, вновь наглухо запечатаны.

Василий Сталин

Его не щадила молва даже в годы, когда за распространение «порочащих слухов» можно было заработать десять-пятнадцать лет лагерей. Молниеносная, не по заслугам, карьера, безудержное пьянство, похотливость, жестокость, самодурство — из таких штрихов складывался портрет младшего, любимого сына вождя.

Это вовсе не было клеветой. Но надо признать: младшему Сталину был предначертан такой жесткий сценарий, «переписать» который вряд ли смог бы даже человек незаурядного характера. Но как раз этого ему не было дано.

Его не стало в тридцать девять лет. И какой бы ни была истинная причина его смерти, умер Василий не от разрушительных болезней, не от яда, поднесенного подлой рукой (что до сих пор не исключено), а от невозможности жить нормальной жизнью, для какой предназначен человек. Такая вот причина смерти: невозможность жить.