Заложник - [12]

— Это пустая угроза. — Эден решительно повернулась к Алексу. — Блеф. Бомбы, парламент — все. Над нами кто-то насмехается. Хочет устроить цирк. И надо заметить, ему это пока неплохо удается.

Алекс почесал затылок.

— Рано делать такие выводы, — возразил он. — Наберитесь терпения.

Эден посмотрела на часы:

— Но уже шестой час, а взрыва до сих пор не было. И его не будет ни через пятнадцать минут, ни через полчаса.

— Давайте подождем, — ответил Алекс.

«Но если Эден права, — подумал он, — теракта не будет и через сорок пять минут тоже. Можно расслабиться».

8

19:10

Буря улеглась, так и не начавшись. В шесть часов все по-прежнему оставалось тихо. Спикеру сообщили из СЭПО, что осмотр здания парламента продолжается, но до сих пор ничего подозрительного обнаружить не удалось. В ответ он объявил, что запланированная дискуссия по проблемам иммиграции состоится завтра утром.

Сразу после семи вечера сняли оцепления на Центральном вокзале и возле универмага «Оленс». Примерно в это же время сотрудникам Розенбада и Королевской библиотеки разрешили вернуться в свои кабинеты. Фредрика Бергман задержалась в Министерстве иностранных дел после работы. Она не хотела уходить, пока все не уляжется.

Лишь когда окончательно выяснилось, что опасность миновала, и история с четырьмя несостоявшимися взрывами стала достоянием газет, Фредрика собрала сумку и отравилась домой.

Ночью она долго смотрела на Спенсера в темной спальне.

— Что такое? — спросил он, не отрывая головы от подушки.

— Ничего, — ответила Фредрика. — Просто я счастлива тебя видеть.

— А-а-а… — (Она почувствовала, как он улыбается.)

Фредрика придвинулась к мужу. Ей захотелось узнать, насколько он постарел за последнее время. Иногда она замечала новые морщины на его лице, и тогда ей становилось страшно. Он был на двадцать пять лет старше ее. Чудовищная разница! В последние годы Фредрика ощущала ее особенно болезненно.

Она погладила Спенсера по лбу и заглянула ему в глаза. Он обладал способностью засыпать в любую минуту. Он всегда делал это после секса, которым они обычно занимались поздно. Они виделись только вечерами или за полночь, словно их любовь не выносила дневного света. И тогда уже никакая усталость не могла помешать их страсти.

Однако двое детей и несколько лет разлуки Спенсера с семьей многое изменили. Вдобавок ко всему Спенсера несправедливо обвинили в сексуальном насилии. Слишком много неопределенности, волнений, страха. Поэтому в последнее время они все чаще довольствовались тем, что просто сидели на диване друг возле друга, а потом засыпали перед погасшим экраном телевизора.

Это было горько признать, но старел не только Спенсер. К примеру, Фредрика не могла вспомнить, когда в последний раз напивалась по-настоящему. Вероятно, в Нью-Йорке, на том смертельно тоскливом вечере, который устроил коллега Спенсера.

— О чем ты думаешь? — Голос Спенсера вывел Фредрику из размышлений.

— Вспоминаю, когда в последний раз напивалась.

— С тобой все в порядке? — Он открыл глаза.

— Мы становимся старыми и скучными.

— Последнее нам точно не грозит, а первое… Да, боюсь, мы не молодеем.

— А ты правдоруб, Спенсер. — Фредрика рассмеялась.

— Да, я такой.

Он протянул руки и крепко прижал ее к себе.

«Я буду любить тебя всегда».

Некоторое время Фредрика разглядывала его руку, а потом поцеловала пальцы. Рядом с обручальным кольцом было еще одно, которое Спенсеру подарили по случаю присуждения докторской степени.

В день их свадьбы ей не удалось сдержать слез. За все те годы, пока они оставались любовниками, Фредрика так и не смогла поверить, что их отношения могут вылиться во что-то серьезное. Болезненно решался и вопрос с фамилией. Фредрика категорически отказывалась называться Лагергрен, а консервативный Спенсер, конечно, ни за что не желал становиться Бергманом.

— Чем тебе так дорога твоя девичья фамилия? — удивлялся Спенсер. — Неужели это так важно?

— Не знаю, — отвечала Фредрика. — Но в таком случае мне непонятно, почему ты так держишься за свою.

Примерно так заканчивались все их дискуссии на эту тему. В конце концов оба сошлись на том, что дело не в фамилии, и оставили все как есть.

Погладив обручальное кольцо Спенсера, Фредрика поймала себя на том, что снова думает об Эден Лунделль. Почему ее так удивило, что Эден замужем? Вероятно, этот момент как-то не вписывался в образ жесткого и бескомпромиссного агента секретных служб. «Она выглядит так, будто ест на завтрак младенцев», — сказал об Эден госсекретарь, когда представители СЭПО покинули конференц-зал.

«Со шведской демократией шутки плохи», — заметила тогда Эден. Вероятно, так оно и есть, но разве этим занимался Захария Келифи, которому грозит высылка из страны? Одно Фредрика знала наверняка: тот, кто пугает людей, подвергает шведскую демократию серьезным испытаниям на прочность. Она замечала, что после террористических атак общество становится менее критичным в отношении законов, ущемляющих права личности. Как будто соблюдение этих прав — роскошь, которую можно позволить себе лишь при определенных обстоятельствах.

Эден Лунделль походила на женщину, которая слишком высоко ценит свою независимость. И это при том, что она имела волосы насыщенного медового цвета и самые длинные ноги, какие только Фредрика видела в своей жизни, что от нее пахло сигаретами и, казалось, она совсем недавно сменила военную форму на элегантный костюм.