Заложник - [25]

Мы спускаемся по последней лестнице и входим в узкий коридор. В воздухе в три раза больше влаги, чем раньше. На табуретке сидит мужчина в черном. Слева и справа такие низкие двери, что через них невозможно пройти, не нагнувшись.

— Все занято, — выкрикивает мужчина.

— Тогда посади его к кому-нибудь, — говорит Марко. — К нашему парнишке Бозо, Клоуну. Там хорошее общество для него. — Марко со всей силы толкает меня к мужчине и бежит назад по проходу. Он кажется испуганным еще больше, чем раньше.

— Куда он?

Мужчина ничего не отвечает и тащит меня к двери на другом конце коридора. Он прижимает палец к металлической пластине, и дверь отъезжает.

— Мне жаль, малыш, — говорит он мне. — Этот парень немного не в себе.

Затем он швыряет меня внутрь. Там темно, пахнет плесенью и мочой. Дверь закрывается за мной. Наконец, когда металлическое дребезжание заканчивается, мне становится ясно, что я в тюремной камере.

Глава 13

Сначала меня охватывает паника. Торопливо рвусь к двери. Когда не могу ее найти, оседаю на пол и прижимаю руки к груди. Я не должен был доверять этим людям. Возможно, Марко планировал это все время. Возможно, он никогда не собирался нам помогать. От мысли, что Эмма сидит в такой же камере, что ее держат где-то в этом огромном здании, а я беспомощен и не могу ей помочь, у меня холодеет в груди. Я яростно бью по двери.

— Если ты будешь беситься, пользы от этого не будет. Ты же знаешь, ты знаешь… — раздался голос из угла.

Я забыл, что у меня есть сокамерник. Я не могу разглядеть его лицо, но мне все равно.

— Ты новенький, — говорит он и стучит в темноте пальцами по камню. Смешной ритм, неправильный такт. Словно пальцы стучат против своей воли и ударяют слишком рано. — Из какой ты группы?

— Что? — у меня нет настроения для разговоров, особенно с сумасшедшим, которого называют «клоуном». Я слышал, как скривился Марко, когда язвительно называл его прозвище.

— Группа, — повторяет мужчина. — Из какой группы? А? Б?

— Слушайте, вы, — рычу я, потому что на самом деле не знаю, о чем он говорит, — я не принадлежу ни к какой группе. И я не из Теама.

Шаркая, он выходит из своего угла, согнувшись из-за низких потолков. Его освещает слабый свет, который попадает в камеру из маленького окна на двери. Мужчина слабый, тощий и старый — старее всех людей, которых я видел. Складки и морщины покрывают его лицо с седой запачканной бородой. Глаза выглядят так, как будто он неделю не спал, а одежда поношенная и рваная. Темные штаны висят лохмотьями на бедрах.

— Аутсайдер? — на его лице играет сумасшедшая ухмылка. — Тебе нравится там? За городом? — Снова его пальцы играют с камнем и усердно стучат по нему, пока он говорит.

— Там было лучше, чем здесь, — отвечаю я.

На это замечание мужчина реагирует страшным хихиканьем. Затем он задирает голову как дикая собака и воет.

— Я могу тебя понять, — говорит он. — У тебя есть чувство юмора.

Я не верю, ему и даже не пытаюсь быть веселым. Он улыбается во весь рот, а затем вновь начинает стучать по камню.

Позади нас, где-то в проходе, приближаются шаги, а потом я слышу, как охранники разговаривают. Я пытаюсь понять, что они говорят, но стук Бозо становится громче. Похоже, он намеренно старается заглушить разговор. Качается взад-вперед у стены, бормочет что-то про себя и поет.

— В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть. В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть.

Снова и снова он повторяет это сиплым голосом. Звучит почти как колыбельная. Слова отзываются эхом в нашей маленькой камере, и я уже не могу больше понять, что произносит он, а что отражается от стен.

— Ты можешь закрыть рот? — шиплю я. Он застывает, смотрит на меня и дергает себя за волосы. — Я хочу услышать, что они говорят. В конце коридора.

Ему, кажется, все равно. Стук и пение продолжаются, те же слова и ничего больше. Его руки так быстро двигаются по камням, что мой взгляд не успевает уследить за ними. Мне бросается в глаза, что на его черной изношенной верхней одежде красуется блеклый треугольник. Этот сумасшедший когда-то был таким же, что и люди в форме? Как Марко и Пит?

— В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью, чтобы потом съесть. В одном ряду пять красных ягод, выращенных с любовью…

— …чтобы потом съесть, — перебиваю я его. — Я понял. А теперь заткнись.

Он прекращает стучать и сидит прямо, так что его голова почти достает до низкого потолка. А затем скользит по полу как паук, пока не оказывается прямо передо мной. Его лицо теперь так близко, что я могу почувствовать его несвежее дыхание.

— Ты знаешь песню? — спрашивает он, и его нос дотрагивается до моего.

Я отталкиваю его.

— Благодаря вам я отлично знаю первые две строчки.

Он оседает: «А остальное?»

Я качаю головой. Он снова начинает стучать и петь, но не возвращается назад в свой угол. Я отстраняюсь от него, прикладываю ухо к двери и прислушиваюсь к охранникам, но не слышу ничего, кроме шагов. Они становятся громче, пока не останавливаются перед нашей камерой. Кто-то пытается открыть дверь. Бозо обнимает колени руками и качается взад-вперед.