Залежь - [41]

В вагончике как в Смольном, только что крейсера на рейде из окна не видать. И дверь с петель снята, положена между колес, ни к чему она, скрипит да хлопает. Люди идут, идут, и ни минуты покоя. В штатском, в армейском, с погонами еще и без погон уже, в комбинезонах, в тельняшках, голые по пояс, с накладными, ведомостями, чертежами, нарядами, с путевками, заявлениями, по личным вопросам. И представь себе Анатолий Белопашинцев там, в ленинградском райкоме, хотя бы десятую долю того, с чем ему придется столкнуться в первые дни — вряд ли бы согласился он так быстро на должность директора целинного совхоза. Жизнь — глубокая колея, но если попадешь в свою, она тебя выведет на хорошую дорогу. И она тебя выведет, и ты вывезешь.

Анатолий в окружении шоферов и экспедиторов, не глядя, отмечал путевые листы, принимал квитанции, накладные, расписывался в ведомостях. Каждому надо было скорее, каждый претендовал на внеочередность оформления своих документов, приводя всякие аргументы на это. Шум. Гам. Толкотня. И ко всему содому в придачу расплылось в улыбке, как блинное тесто по горячей сковородке, конопатое лицо Васи Тятина: с шипом, потрескиванием и чадом.

— Анатолий Карпович! Я новоселов привез!

— Обожди минутку, освобожу товарищей. Видишь, занят.

Не настолько уж и занят был директор, чтобы не выкроить время спросить, кого привез Вася. Но после сожжения колышков на организованном им костре и внезапного исчезновения из лагеря, целая паника поднялась. Анатолий стал суеверным. С появлением Тятина у него возникало дурное предчувствие, портилось настроение и волей-неволей приходилось задумываться, как дальше жить. Вася ничего похожего к себе со стороны директора не замечал и, наоборот, искал повод лишний раз показаться ему на глаза. И не будь этой должностной разницы — наверняка предложил бы уж: давай дружить.

У Васи, видимо, имелась еще какая-то новость в запасе, очень уж он ретиво выпроваживал от стола посетителя, намеревающегося спросить что-либо.

— Некогда, некогда ему. Ша-г-гай, браток, шагай. Не последний час живешь, завтра спросишь.

— Ну, все как будто. — Анатолий зевнул, потянулся, прогнул уставшую спину. — Что у тебя — выкладывай. Кого ты привез?

— Его и с женой.

— Кого его?

— А помните шофера? С автобуса. Барахлишко наше сюда…

— Д-да-да-да-да. Помню. Иван Ф-Филимонович, кажется.

— Ну-ну-ну. Так вот его и с женой. Еду — они идут. По кузовку в руках. Голосуют. Тормознул. Вам куда, спрашиваю. Смотрю — личность вроде знакомая. Ва… В-в «Антей», говорит. И газету подает. Б-ба-га-га-га-га, — на весь вагончик загоготал Тятин и завертел головой.

Анатолий, глядя на него, тоже не утерпел и засмеялся.

— Ты над чем? Вася. Х-ха. Ну-у, закатилось красное солнышко. Ты скажешь в конце концов, над чем хохочешь?

— А во!

Тятин вытащил из-за ворота тельняшки газету, шмякнул по столу и палец в снимок воткнул.

— Целинники в гостях у казахской семьи. Фото А. Балабанова, — наизусть прочел Вася подпись под снимком. — Это я, это Фе…

— И что здесь смешного?

— Что? Да Сашка ж этим… На трех ногах. Нивелиром? Фотографиром… фотографировал.

Теперь уж Анатолий захохотал, зная над чем, а Вася только сдержанно улыбался, довольный, что рассмешил-таки своего серьезного не по летам директора.

— Да как же он умудрился так?

— А не знаю. У нас не было фотоаппарата.

— Ты мне эту газету оставь. Я Евлантию Антоновичу покажу.

— Не-е. Сперва я ее Сашке покажу. Это он точно тихо помешается, Анатолий Карпович.

— Ладно. Но потом обязательно мне дашь. Где твои новоселы?

Иван да Марья так и сидели в кабине с раскрытыми дверцами, нахохлясь и со свертками на коленях, как турманы с белыми зобами, загнанные ястребом под чужую кровлю, и с опаской посматривали на весь этот водоворот, не зная, примут ли их и не лучше ли самим тем же следом обратно вернуться, тут, похоже, без них неплохо обходятся.

— Ты толечко погляди, Маша, что они поделывают! Вот и ребятишки, вот и гвоздя не забить. Мним мы о себе много, Маша.

— Ты не сокоти, Ванечка. Мним. Ничегошеньки мы не мним. Это пока предбанник у них. А погоди, время плеснет на каменку — всем хватит пару, не всем веников хватит. Стройка — дело рабочее, пахота — крестьянское. Примут нас. То не директор там идет сюда в очках?

— Он.

— Здравствуйте, товарищи! Почему не выходите? — шагов за десять до машины поздоровался с новоселами Анатолий. — Иван Филимонович! Здравствуйте.

Иван спрыгнул на землю, посадил вместо себя узел, вытер правую руку о штаны, подал директору.

— К нам?

— К вам, Анатолий… Карпович вас по батюшке величать, кажется. Явились, не запылились. Вроде бы как по знакомству, что ли. Не то что к чужим совсем. — Иван покосился на Марью, ту ли политику он ведет, Марья хлоп-хлоп ресницами: так, так, мол, правильно говоришь.

— Правильно, правильно, — заметил их переглядку и Анатолий. — А жену вашу как зовут, Иван Филимонович? Представьте.

— Женушку у меня Машей зовут.

— А по отчеству?

— На вот, — застеснялась Мария. — К отчествам мы не приучены, к прозвищам. Спиридон отец был.

— Почему был? Ах да! Извините.

— На вот! Его конем еще не стопчешь, да… худо роднимся мы.