Закулисные тайны и другие истории… - [21]
Правда, только до 8 лет. Потом меня приняли в престижную музыкальную школу при Ташкентской консерватории, и с тех пор моя жизнь неразрывно связана с музыкой.
Но никаких кулис там не было, театром и не пахло. Было довольно трудное и неромантичное исполнение гамм и этюдов, и занудное пиление своего инструмента (учился я на виолончели).
Однако попал за кулисы я довольно рано. Это было случайно, но, как известно, случай – это орудие бога.
В Ташкенте, в центре города находился огромный оперный театр имени Навои (он и сейчас там находится, я думаю. Хотя, наверное, таким уж огромным он мне не покажется…).
Оперный театр был частью культурной политики Коммунистической партии и лично товарища Сталина. Вождь, как известно, оперу любил, ходил в Большой театр довольно часто, и в 30-е годы все столицы союзных республик обзавелись оперными театрами.
Кто туда ходил и ходил ли вообще – мало кого волновало. Главное – театр был, штат был укомплектован, был балет, оркестр, хор, всякие цеха, на всё это тратились огромные деньги.
В Ташкентском театре, рассказывали мне старожилы, было «Правило Восьми». Это означало, что спектакль начинается только в случае, если в зале есть 8 человек. Если 7 – спектакль отменялся. Надо заметить, что в спектакле участвовало человек 100, а то и больше, ведь это же опера, хор, оркестр, балет и т. д.
Так вот артисты смотрели в щелочку занавеса и считали зрителей в зале. – Так, пока 6 – есть шанс. – Уже 7. – Ах, черт, пришел Восьмой. м-да, придется играть.
Все расходились по местам.
Особенно Коммунистическая партия настаивала, чтобы ставились оперы на местные темы, и написанные местными композиторами. В связи с отсутствием таковых приглашались специально обученные люди из центра, которые и писали эти национальные оперы, иногда анонимно, иногда в соавторстве. Это была широко развитая индустрия, и сейчас даже трудно себе представить, как работал этот отлаженный механизм советской многонациональной культуры.
Выбирался поэт-писатель, так сказать, национальный классик, в каждой республике был такой, а то и два или три. Ему заказывалось либретто – конечно, по национальному эпосу или по каким-нибудь историческим событиям, связанным с установлением советской власти.
Потом выбирался местный композитор, тоже из корифеев, и он писал собственно оперу. По большей части он писал, скажем мягко, мелодии, а реальный клавир и партитуру делали совсем другие люди.
Далее была премьера, которая имела большую всесоюзную прессу, затем декада этой республики в Москве, спектакль в Большом театре или во Дворце Съездов, и целая горсть наград, премий, званий, дач, автомобилей, и многого другого… Это происходило из года в год, и механизм работал безотказно.
Но это всё я узнал потом.
А пока меня ребенком водили на спектакли театра Навои, и я посмотрел тогда какие-то детские оперы типа «Морозко», а также балет «Щелкунчик».
Но однажды. У моих родителей были знакомые, семейная пара, у них был сын моего возраста, с которым мы приятельствовали. А его отец, дядя Сеня, работал в театре Навои завпостом.
О, теперь-то я знаю, как важен в театре завпост, то есть заведующий постановочной частью, а тогда понятия не имел, что это такое, и думал, что он заведует каким-то постом, то есть стоит на посту, что-то вроде сторожа.
Так вот, однажды дядя Сеня позвонил, поговорил с моей мамой, назавтра я был приведен в театр и в первый раз в жизни зашел туда не с главного, а со служебного входа.
И впервые попал за кулисы.
В Театре ставилась опера Петра Ильича Чайковского «Черевички».
Честно сказать, я помню всё это очень смутно, а опера впоследствии оказалась довольно слабой, на мой вкус. Но это говорит сегодняшний взрослый человек, а тогда мальчик лет одиннадцати был в полном восторге. Мы, несколько мальчишек, играли свиту Беса, бегали за ним, держали за хвост, он прятал какой-то мешок в печку…
Конечно, символично, что это был Бес. В каком-то смысле был в этом некий бесовский соблазн. Этот «бес музыкального театра» засел во мне глубоко, я даже и не подозревал, что в тот момент прошел инициацию, был инфицирован «геномом» музыкального театра, и пронес его через всю жизнь.
Неудивительно, что в Москве уже несколько сезонов идет моя опера «Мелкий Бес» на Камерной сцене Большого театра. Этот Бес – явный потомок того Беса, которого я держал за хвост в ташкентском театре.
Ну а следующим этапом моего приближения к миру закулисья был Москонцерт.
Конец 60-х – начало 70-х, я студент Института им. Гнесиных и играю на рояле где придется, чтобы заработать деньги.
И по линии Москонцерта гастролирую по СССР.
О, это было жестко.
Мне, юному композитору (о том, что я композитор, на тот момент знал только я и мои ближайшие родственники), приходилось играть что попало, часто аккомпанировать с листа каким-то немыслимым певицам и певцам, практически как в той миниатюре Лёвы Оганезова, когда «тут вы играйте, а тут не играйте, а здесь на полтона выше, а тут пятно, это мы селедку ели». На сцене это всё очень смешно, а в жизни, когда впервые видишь человека и должен ему тут же аккомпанировать, бывало совсем не смешно.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.
Януш Корчак (1878–1942), писатель, врач, педагог-реформатор, великий гуманист минувшего века. В нашей стране дети зачитывались его повестью «Король Матиуш Первый». Менее известен в России его уникальный опыт воспитания детей-сирот, педагогические идеи, изложенные в книгах «Как любить ребенка» и «Право ребенка на уважение». Польский еврей, Корчак стал гордостью и героем двух народов, двух культур. В оккупированной нацистами Варшаве он ценой невероятных усилий спасал жизни сирот, а в августе 1942 года, отвергнув предложение бежать из гетто и спасти свою жизнь, остался с двумястами своими воспитанниками и вместе с ними погиб в Треблинке.
Книга писем 19-летнего командира взвода, лейтенанта Красной Армии Николая Чеховича, для которого воинский долг, защищать родную страну и одолеть врага — превыше всего. Вместе с тем эти искренние письма, проникнуты заботой и нежностью к близким людям. Каждое письмо воспринимается, как тонкая ниточка любви и надежды, тянущаяся к родному дому, к счастливой мирной жизни. В 1945 году с разрешения мамы и невесты эти трогательные письма с рассуждениями о жизни, смерти, войне и любви были изданы отдельной книжкой.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.