Закулисная хроника. 1856-1894 - [3]

На службу в театральную дирекцию Павел Степанович поступил совершенно неожиданно не только для всех закулисных знакомых, но даже для самого себя. Случилось это таким образом. Покойный император Николай Павлович, питавший большую любовь к театру, в один памятный день вздумал посетить театральное училище частным образом, без предуведомления начальства о своем визите. Перед государем предстали во всей своей неприкосновенности такие вопиющие упущения и беспорядки, что он, страшно разгневанный, тотчас же отдал распоряжение о преобразовании школы, при чем управляющего училищем Ф. Н. Обера немедленно сместили с должности, которую вскоре и занял П. С. Федоров, прекрасно отрекомендованный ближайшим начальством министру двора, графу В. Ф. Адлербергу, бывшему в то же время и министром почт.

— Не легко было мне принимать новую должность, — рассказывал Федоров. — Директор Александр Михайлович Гедеонов был против моего назначения, так как о моей личности с ним предварительно не посоветовались… За то ж принял же он меня; этого приема никогда не забуду. Являюсь к нему представляться, а он, не подавая руки, сквозь зубы процедил «очень рад» и тотчас же приказал позвать помощника управляющего школой Аубеля, которому сказал, указывая на меня: «покажите им училище». Вот при каких обстоятельствах вступил я в новую должность, на которую был призван специально для преобразования школы.

Однако, благодаря врожденной ловкости и уму, Федоров вскоре сделался самым необходимым человеком для дирекции. Он преодолел все препятствия, встречавшиеся ему па первых порах службы, и блестяще оправдал возлагаемые на него надежды. Театральное училище стало неузнаваемо. Реформы Федорова были признаны удачными и вполне целесообразными. Павел Степанович первый обратил внимание на художественные и учебные занятия, которые до него были в загоне…

Хотя первоначально Гедеонов и выказывал полное равнодушие к деятельности Федорова, но, по прошествии небольшого времени, Павел Степанович сделался незаменимым для него помощником, впрочем не только для него, но и для всех остальных директоров, со включением знаменитого барона Кистера. Сперва, действительно, каждый из них относился к нему скептически, но вскоре затем наделял его полным доверием.

Каким путем приобрел Федоров неограниченное доверие и значение в глазах ближайшего начальства, мне неизвестно, но, спустя недолгое время, он, не довольствуясь должностью управляющего школой, получил еще и место начальника репертуара, каковым я его и застал при своем поступлении в театр. Он заменил собою любимейшего чиновника директора — Евгения Макаровича Семенова, который много лет усердно и деятельно заведовал репертуаром. При вступлении во вторую должность, Павел Степанович быстро подчинил своему влиянию все труппы — не только русской драмы, оперы и балета, но даже итальянскую, французскую и немецкую, а также и все оркестры музыкантов. Каждую пятницу утром в кабинете Федорова собирались режиссеры всех театров и сообща составляли репертуар на неделю. Павел Степанович собственноручно вписывал назначенные к представлению пьесы в большой лист и представлял его директору на утверждение. Каждый дебютант или гастролер обязательно должен был прежде всего явиться к Павлу Степановичу, который безапелляционно и решал его участь.

Как в сфере служебных обязанностей, так и в домашнем обиходе, Федоров был чиновником с головы до ног. Будучи чрезвычайно умным и в то же время искательным человеком, он умел угождать всем, кто ему был нужен и полезен. Его обхождение как с высшими, так и с низшими отличалось тонкой дипломатией, обезоруживавшей всех, имевших с ним какое либо деловое сношение.

При имени министра графа В. Ф. Адлерберга, а равно и сына его, бывшего впоследствии так же министром, Павел Степанович просто благоговел. Так же пред всяким мнением графа он безотчетно преклонялся.

Однажды, в большом обществе, в присутствии Федорова, зашла речь о последней новинке Александринского театра, которая не имела никакого успеха, но с репертуара, однако, не снималась. Один из собеседников по этому поводу заметил начальнику репертуара:

— Павел Степанович, зачем ставятся такие пьесы, которые не дают сборов? Например, та, о которой мы говорим, весьма плохая, безынтересная и глупая…

Глаза Федорова злобно блеснули. Он саркастически улыбнулся и внушительно, с подчеркиванием, заметил:

— Неужели-с?! А вот министру она нравится… Что вы на это скажете?

В обращении с подчиненными Павел Степанович был весьма приветлив, вежлив и прост. Он никогда и никому не любил отказывать от своего имени, хотя бы этот отказ исходил непосредственно от него, а всегда ссылался на министра, на директора, а чаще на слово «дирекция».

— Дирекция находит это неудобным.

Или:

— Дирекция не в состоянии удовлетворить вашей, по моему, весьма основательной просьбе.

И так далее — в этом же роде.

Не желая быть ответственным лицом пред авторами за отказы в приеме их пьес на сцену, что возбуждало обыкновенно неприятности, Федоров учредил постоянный театрально-литературный комитет, который, однако, чутко прислушивался к голосу Павла Степановича и не протестовал против его суждений о новых драматических произведениях. Комитет этот в первый раз был созван для выбора пьесы, которую предложено было написать на конкурс. Пьеса эта предназначалась для представления в торжественный юбилейный день столетия русского театра. В состав комитета, под председательством С. П. Жихарева, были приглашены лучшие литераторы, актеры и даже актрисы, в общем составившие чрезвычайно большую группу «ценителей и судей». Однако, несмотря на все это, выбор пал на трилогию графа В. А. Сологуба, как потом оказалось, самую слабую и неинтересную по содержанию.