Закрыв глаза - [32]
(Когда однажды она умерла или, может быть, ночной экспресс наконец-то увез ее живучее тело назад в детство, куда она мысленно уже давным-давно перебралась, ведь она еще в 1930 году в Вене играла ангелочка в уличном спектакле «Рай и ад», – многие пассажиры жаловались вокзальным службам на пропажу, причем толком никто не мог объяснить, чего им не хватает теперь в помещении вокзала: им казалось, что исчезло нечто белое, какое-то окрашенное в белый цвет пустое пространство в зале ожидания, которое раньше всегда было у них в поле зрения.)
Когда ребенок появился на свет в общественном туалете фирмы «McClean», оказалось, что вокруг шеи у него трижды обмотана пуповина, словно он повесился. Позже она отнесла ребенка в больницу и сдала на обследование; выяснили, что вплоть до самой своей гибели он был абсолютно здоров.
Седьмого марта 1996 года десяток нефтяных танкеров ждали погрузки у побережья Корфаккана, Рауль и Алекс полетели сначала в Дубай, а оттуда – к берегу Индийского океана, где они целый день валялись на солнце и смотрели на море. Вечером они мерзли по отдельности в огромных кроватях отеля «Океаник», а перед глазами у них мелькали новости Би-би-си, весь спектр событий 7 марта; в этот день ребенок мог появиться на свет. В старой записной книжке Алекс обнаружила бумажку с рекомендациями своего гинеколога; круглыми плавными буковками там девять месяцев назад было написано, что нужно Алекс во время беременности: таблетки «Weleda» с кальцием – для костей, сок «Floradix» – из-за повышенной потребности в железе, витамины и магнезию. Из кондиционеров поступал слишком холодный воздух, и летняя одежда, в которой они ходили целый день, была влажной от морской воды. Еще неделю назад началось ненастье, и все улицы были запружены водой, инфильтрационных сооружений при строительстве никто не предусмотрел, или, возможно, в этом климате их вообще считали излишними. Машины всплывали, переворачиваясь кверху дном, и воняли совсем не рыбой. Если в каком-нибудь месте асфальт начинал проваливаться, дорогу продолжали строить рядом с этим местом, а прежнюю бросали. В Дубае городские высотные дома через двадцать лет эксплуатации ломали при помощи чугунной бабы, раскачивая ее на стальном тросе и ударяя в стены до тех пор, пока дом не рухнет.
Семнадцатого июня 1995 года Дорис Хайнрих лежала на специальной, особо мягкой больничной койке, и на жестяной табличке вместо предусмотренного здесь имени пациента было обозначено только название аппаратуры; Алекс то и дело, через равные промежутки времени, посматривала на эту надпись, потому что никаких других слов в палате не было. «Аргус» – так назывались эти койки, обеспеченные устройством, которое контролировало подачу препаратов через капельницы; на тумбочке стояли бутылочки с заменителем слюны и душистая масляная жаропонижающая смесь. Сейчас основную роль играли цифры, на них и приходилось ориентироваться: показатели состава крови, глюкозы в моче, – чтобы назначать антибиотики и другие инъекции. «Давайте подождем еще двадцать четыре часа, дадим ей шанс», – сказал главный врач, когда Хайнрих, Алекс, Томас и Андреас передали ему давнюю просьбу пациентки позволить ей умереть дома.
Незадолго до полуночи у Дорис Хайнрих неожиданно началась токсическая печеночная кома, похоже было, что она принимала самые разные таблетки, о которых врачи психиатрической клиники Кенигсфельден ничего не знали, и ее на «скорой помощи» с синей мигалкой доставили в кантональную больницу в Маленьком Городе, где она двадцать четыре часа провела в реанимации и так и не пришла в себя до самого момента тихой своей смерти, причем приберегла она этот момент на то краткое время, когда все в полном изнеможении вышли из ее палаты.
