Закрытый клуб - [2]

— Джереми, — ответил я. Найджел широко улыбнулся и открыл свой ноутбук.

Я не видел, как профессор Бернини поднялся на подиум, лишь услышал тихое покашливание, и в аудитории наступила тишина.

Цепким взглядом живых глаз он прошелся по собравшимся.

— Каждый год, — сказал он мягким певучим голосом, — я прихожу сюда поздороваться с новыми студентами. — Этот маленький человечек излучал силу — она была во взгляде, в небрежном положении рук, лежавших на кафедре. — Каждый год я становлюсь старше, а вы остаетесь молодыми, энергичными и любопытными. — В его глазах плясали лукавые искорки, напомнившие мне эльфа из «Сна в летнюю ночь». — Изучение юриспруденции — занятие длиною в жизнь. Это не физика и не математика, где вы все знаете уже к тридцати годам. Юриспруденция — это ум, но это еще и мудрость, и опыт, поэтому юриспруденция — это время. — Он сделал паузу и положил сморщенную, в коричневых пятнах руку на лоб. — Прекрасная новость для стариков. — Все рассмеялись, когда профессор покачал головой.

Я смотрел, какой он сухонький, как согнута его спина и пергаментна кожа. Но глаза у Бернини были живые и блестящие. Он сверился с планом аудитории, где было указано, кто где сидит, постучал по нему пальцем, подошел к первому ряду и посмотрел сверху вниз на студента-блондина.

— Предположим, мистер Андерсон, сегодня вечером вас подпоили и похитили из вашей комнаты. Очнувшись, вы увидели себя в угольной вагонетке, которая мчится по штольне на огромной скорости. Впереди на путях пятеро детей, заигравшихся на рельсах. Вы кричите, но они не слышат вас из-за грохота вагонетки. Они слишком близко, чтобы вагонетка успела остановиться сама собой. — Бернини покачал головой, сокрушаясь серьезности ситуации. — Дети неминуемо погибнут.

Блондин встретился с ним глазами.

— Джон Андерсон, — прошептал Найджел мне на ухо, — стипендиат Родса, бывший президент Гарвардского дискуссионного клуба.

Бернини продолжал:

— Теперь предположим, что рядом есть рычаг и, потянув за него, вы измените направление движения вагонетки, переведя ее на другие рельсы. На тех путях играет только один ребенок. — В глазах профессора мелькнул огонек. — Как вы поступите?

Джон Андерсон выдержал его взгляд.

— Я потяну за рычаг, — уверенно сказал он.

— Почему?

— Потому что пять смертей хуже, чем одна.

— Понятно. Но мне интересно, насколько сильна ваша логика, мистер Андерсон. Предположим, вы врач в больнице и вам открылась возможность убить одного пациента, чтобы отдать его органы еще пятерым. Сделаете вы это?

— Конечно, нет.

Профессор вежливо улыбнулся:

— Условия компромисса не изменились — одна жизнь за пять спасенных, верно? Однако вы дали противоположный ответ?

— Но в больнице долг врача защищать людей…

— А ребенок на путях не заслуживает защиты?

Андерсон уставился на профессора. Он открывал и закрывал рот, пытаясь сформулировать ответ. Наконец он тихо что-то сказал, но его никто не расслышал.

Профессор сделал несколько шагов и остановился на два кресла правее.

— Мисс Гудвин, помогите мистеру Андерсону. Вы потянули бы за рычаг?

— Дафна Гудвин, — едва слышно прошептал Найджел. — Бывший главный редактор йельской «Дейли ньюс». Трижды награжденная победительница: стипендии Родса, Маршалла и Трумэна.

И, что позабыл добавить Найджел, одна из самых красивых женщин, каких я видел в жизни. Из-за таких в романах теряют головы, лишаются покоя и идут на все. Черные как ночь волосы, стянутые в хвост, губы накрашены алой помадой, слегка загорелая кожа. Сверканье ярко-голубых глаз я заметил с дальнего конца аудитории. На лице Дафны застыло привычное скептическое выражение — брови приподняты, губы сложены не то насмешливо, не то недовольно. Это выглядело агрессивно и эротично.

— Я бы ничего не сделала, — заявила она, сложив перед собой тонкие руки.

— Ничего, мисс Гудвин?

— Потянув за рычаг, я стану причиной смерти ребенка.

— А если не потянете, умрут пятеро детей.

— Но не я буду этому причиной. Не я создала ситуацию. Я не потяну за рычаг, чтобы своим действием убить ребенка.

— Понятно. Вы уверены в ответе?

Она помолчала, стараясь угадать ловушку, и ответила:

— Да.

— Значит, по вашей логике, мисс Гудвин, если на пути вагонетки окажутся пятеро детей, а соседняя колея будет совершенно пуста, вас все равно нельзя винить в бездействии, потому что не вы изначально создали ситуацию, приведшую к гибели детей?

Она застыла.

— Я этого не говорила… Я не это имела в виду.

— Мистер Дэвис, вы можете нам помочь?

Я утопал в ярко-голубых очах Дафны Гудвин, когда до меня дошло, что профессор Бернини назвал мою фамилию. Две сотни лиц, проследив направление его взгляда, повернулись ко мне. В аудитории воцарилась тишина. У меня, по ощущениям, остановилось сердце. Так иголка соскакивает со звуковой дорожки пластинки. Четыреста самых блестящих в мире глаз в эту секунду прожигали во мне дыры.

— Да? — слабым голосом отозвался я.

— Что бы сделали вы?

Волна паники добежала до каждого нервного окончания в моем теле. Будущее сидело вокруг и смотрело на меня.

Я ответил, тщательно подбирая слова:

— Не знаю, что сделал бы, сэр. Ситуация складывается чудовищная: либо я стану причиной гибели ребенка, совершив действие, либо обреку пятерых детей на смерть своим бездействием. Что бы я ни выбрал, я что-то теряю. Если мне доведется решать, я сделаю выбор. Но поскольку сейчас мы разбираем отвлеченную задачу, я почтительно отказываюсь отвечать.