Закрученный - [115]

Когда они оба успокоились, она прошептала:

— Давай найдем Райли и Мэри Энн и пойдем домой, Эйден.

— Да. Домой.

Глава 31

— Что ты с собой сделала?!

Это были первые слова, услышанные Мэри Энн от отца, за несколько недель (а ощущалось как за целую вечность), и она знала, что они предвещали бурю.

Она сидела на пассажирском сиденье его машины. Он вытащил ее из тюрьмы, или куда там ее отправили. Она не совсем понимала, что произошло, только что их арестовали, отвезли в центральный офис полиции Талсы, завели в какую-то комнату и допрашивали часами (не то чтобы она в чем-то призналась), после чего сняли наручники и передали отцу. Который не сказал ей ни слова до этого момента.

Поскольку она не называла копам его имя и номер телефона, она могла только предполагать, что это сделал Райли. Воссоединение с отцом, за которое она хотела одновременно и поблагодарить Райли, и врезать ему.

Стоило ей увидеть папу, она чуть было не бросилась к нему с объятьями. Что угодно, только бы ему стало лучше. Как и говорила Пенни, он ужасно выглядел. Круги под глазами, напряженные линии у рта. Одежда мятая, с пятнами кофе. Но она запретила себе его обнимать, боясь, что сила бурлящих в ней эмоций разрушит новые защитные символы и она начнет опустошать его, хоть он и был человеком.

Умом она понимала, что это не случится, но страх… страх был иррациональным и всепоглощающим.

— Мэри Энн! Я с тобой разговариваю. Ты сбегаешь без предупреждения, не звонишь, я до смерти переживаю за тебя. Ищу тебя, молю полицию о помощи, расклеиваю листочки, а ты оказываешься здесь с этим… этим… — он закипал от гнева, так сильно вцепившись в руль, что тот грозил сломаться надвое.

Ее переполняло чувство вины, но она ответила:

— Мы не можем оставить Райли там. Нам нужно вернуться, — она повторила это уже тысячу раз, но отец ее не слушал. Райли мог и сам о себе позаботиться, она это понимала. Но все же. Уехать без него казалось неправильным. Даже несмотря на то, что он сам добился их ареста.

Теперь она понимала и это. Не знала только почему. А причина явно была. Когда дело касается Райли, всегда есть причина. В их следующую встречу она обязательно это выяснит. Потому что сейчас у нее на уме была только одна мысль — он хотел уйти от неприятного, болезненного разговора о расставании. Если не считать того, что это на него совсем не похоже.

— Пожалуйста, пап, — добавила она. — Давай вернемся.

Ну хотя бы в этот раз он не стал ее игнорировать.

— Мы можем его там оставить, и мы его там оставим. Мне абсолютно плевать на твоего дружка-уголовника. Этот бандит живет только по своим собственным правилам, и не факт, что даже им он всегда следует. Он украл машину, Мэри Энн. А ты была с ним рядом! И молись, чтобы эти тату на твоих руках могли смыться.

Совесть терзала ее все сильнее.

— Я… мне жаль.

— Жаль? Тебе жаль?! Это все, что ты хочешь мне сказать?

— Пап…

— Нет, замолчи. Ты принимаешь наркотики?

Что он от нее хочет? Молчать или отвечать?

— Нет. Никаких наркотиков.

— Думаешь, я так тебе и поверил?

— Да.

— Нет, я не поверил. Я больше тебя не знаю. Так знаешь что? Мы выясним это вместе. Это не обсуждается.

— Что? Мы едем делать тест?

Молчание. Молчание, которое ножом резало ее секунда за секундой. Он смотрел строго перед собой.

Прекрасно. Она тоже будет молчать. Она развернулась к окну, глядя на мелькающие деревья, на грозовые облака, нависающие над головой, на дорожный знак с названием города, который не был на пути домой.

Мэри Энн облокотилась на спину своего сиденья. Вновь посмотрела на знак, потом на своего отца. Забыли про ответный игнор.

— Куда мы направляемся?

— Очевидно, сам я тебе помочь не могу. Так что я везу тебя туда, где тебе помогут. Неважно, сколько времени это займет.

Страх накрыл ее с головой, покрывая ее коркой льда.

— О чем это ты таком говоришь?

— Я говорю о психологическом анализе, групповой терапии, лечении препаратами, при необходимости. Я говорю об искоренении твоей проблемы, в чем бы она ни была, и возвращении моей маленькой девочки!

— Пап…

— Нет! Я не хочу ничего слышать. Я был готов слушать днями, потом неделями, но не получил ничего, кроме молчания и седых волос. Я не мог есть, не мог спать, не мог работать. Думал, тебя похитили. Думал, тебя… изнасиловали, пытали. А что оказалось? Ты просто развлекалась сама по себе. Это не ты. С тобой что-то случилось. Что-то, о чем ты не можешь или не хочешь мне говорить. Поэтому я сделаю так, чтобы тебя заставили говорить другие.

Слой льда стал еще толще, еще тверже.

— Пап, не делай этого. Пожалуйста, не делай.

— Уже сделал. Только так я мог вытащить тебя без суда и повесток, сразу же.

Нет, нет, нет, нет.

— Прости, что тебе пришлось столько пережить из-за меня. Мне, правда, жаль, — она не могла сказать ему, что сделала это ради его же блага! Он бы не понял, не принял такого оправдания. Более того, она не могла пообещать ему, что это не повторится. — Но ты должен мне поверить, ладно? Ты должен…

— Поверить? Ох, малышка. Ты, верно, бредишь, если думаешь, что я могу тебе поверить. Доверие нужно заслужить, а ты мое последние недели только топтала.

Она никогда не видела своего отца таким злым, таким разбитым; она не сможет достучаться до него привычными способами.