Закоулок убийц - [6]

Мужчина казался вполне трезвым. Голос у него был молодой, немного смущенный.

— Дело не в этом. Джин. Просто меня, как бы тебе сказать, попросили пока побыть с тобой, чтобы помочь тебе преодолеть эти сложности.

— Стоило какому-то филеру увидеть, что я пропустила пару-другую рюмашек, и ко мне тут же приставили дуэнью! — прохныкала Джин. — В чем дело — кто-то боится, что я продам ваши тайны, да? А сколько мне пить — это уж мое личное дело.

— Прошу тебя, Джин! И не говори так громко. Позволь, я...

— Убери лапы! — Я услышал ее нетвердые шаги. Потом звякнуло о стакан горлышко бутылки. — Не говори так громко, — передразнила она. — Сколько можно меня поучать. Не пей, не говори громко! Ты как маменькин сынок. Кстати, малыш, а сколько тебе годков стукнуло? Ты уже вырос из коротких штанишек? А то я уже ощущаю себя рядом с тобой как миссис Мафусаил!

— Я не считаю, что мой возраст имеет отношение к нашему разговору, — прозвучал мужской голос, явно обиженный.

— Ха-ха! Возраст! — засмеялась Джин. — Так вот, я буду говорить так громко, как мне вздумается, понял? И не тебе учить меня и затыкать мне рот. О чем хочу, о том и говорю. Хоть даже... Знаешь, как опытные люди называют нашу контору в Вашингтоне? Закоулком убийц! Вот так-то! Метко сказано, да? Не в бровь, а в глаз. Но нам и об этом нельзя говорить, да? Даже шепотом! И, приезжая туда, мы даже не можем подъехать к самому входу, как все люди. Даже если на улице дождь. Нет, мы непременно должны оставить машину за несколько кварталов и топать к этому чертову Закоулку на своих двоих! Да еще и без конца оборачиваться и путать следы, чтобы не привести за собой “хвоста”.

— Джин, перестань! Мы же даже не проверяли эту комнату. Вдруг ее прослушивают?

Джин продолжала, словно не слыша:

— И мы никогда, под страхом смерти, не должны никому рассказывать, чем занимаемся! И уж конечно, мы и пикнуть не смеем про этого отвратительного седого человека, который вечно торчит в своем кабинете на втором этаже и отправляет нас... нет, я не стану молчать! Если бы только люди знали, какие мерзости творятся во имя мира и демократии! Боже, как это подло, низко!

Я услышал, как она в несколько глотков опорожнила стакан. Мужчина испуганно заговорил:

— Ну, хорошо. Джин. Будь по-твоему. Мы продолжим этот разговор, когда ты протрез... когда тебе станет лучше. Я ухожу. Выпью чашечку кофе, а потом буду рядом, в соседнем номере. Позвони, если тебе что-нибудь понадобится. И запомни: мы все стараемся тебе помочь. Только не перегибай палку.

— Если это угроза, — сказала Джин, с трудом выговаривая слова, — если это угроза, то убирайся к дьяволу! Тебе меня не испугать. Не на такую напал, котеночек, ясно?

— Я вовсе не хотел... Спокойной ночи. Джин. — Он замялся. — Я... Ладно, спокойной ночи.

Дверь открылась и захлопнулась. Я посмотрел на часы. Десять сорок. Парень хорошо выучил свою роль. Мак был прав. Этот молокосос — кодовая кличка “Алан”, — отказавшийся выполнить столь неприятное задание, несомненно запорол бы его. Это и впрямь дело не дли сентиментального юнца, который, судя по его голосу, был к тому же влюблен в эту женщину, превосходящую его по опыту и возрасту.

У меня было в запасе двадцать минут, пока он выпьет кофе. Я толкнул дверь и вошел в комнату. Джин стояла у изголовья кровати, пьяно покачиваясь. На ней было довольно простое платье с длинными рукавами и несколькими нитками жемчуга на шее — типичный наряд, в котором женщина может выглядеть вполне пристойно до тех пор, пока держится на ногах и следит, чтобы чулки не морщились. На первый взгляд, перебрала она здорово, продолжая при этом выглядеть привлекательной провинциальной домохозяйкой, которая немного не рассчитала свои возможности на званой вечеринке, а поутру будет мучиться от стыда, пытаясь припомнить, не выкинула ли или не наговорила лишнего накануне.

Правда, присмотревшись повнимательнее, я понял, что польстил ей. Передо мной была — или так замечательно играла роль — законченная алкоголичка, быстро катившаяся в пропасть.

— Привет, Джин, — сказал я, приближаясь. Дождавшись, пока я подойду вплотную, она подняла голову и посмотрела на меня. Большинству женщин приходится смотреть на меня, задрав голову, даже высоким, а Джин высоким ростом не отличалась. У нее были мягкие каштановые волосы, немного взъерошенные, и невинно-голубые, как у ребенка, глаза, чуть покрасневшие. Руки неловко взлетели, пытаясь пригладить волосы, в то время как глаза изучали мое лицо.

Пыталась, должно быть, составить представление о том, что за парень согласился на работу, от которой отказался ее дружок, Алан. Джин согласилась на операцию, но хотела удостовериться, что попадет в руки к опытному хирургу. Что ж, вполне разумно; однако она смотрела на меня так пристально и долго, что я даже усомнился, помнит ли она свою роль. Но в следующую секунду Джин облизнула языком пересохшие губы и сказала по заученному:

— Кто... Кто вы такой?

— Неважно, — отмахнулся я. — Можешь звать меня Эриком, если хочешь. Человек из Вашингтона попросил меня проведать тебя, Джин. Он разочарован в тебе, сильно разочарован.