Законы отцов наших - [207]

— Мне очень жаль, что так все получилось. Очень жаль, — сказал я.

Отец не ответил. Должно быть, он плакал, или собирался с силами, или успокаивал мать. Прежде чем положить трубку, я повторил, что скоро перезвоню.

Наступило время веселья, и, кажется, постояльцы отеля тоже были навеселе. Они хохотали и что-то тараторили громко и бессвязно, пытаясь перекричать звуки оркестра, исполнявшего музыку в стиле кантри. Я подошел к буфету и, нанизав на длинную вилку восемь маленьких копченых сосисок, плававших в подливке, проглотил их одним махом, прежде чем кто-либо успел это заметить. Затем меня осенило: а почему бы не позвонить в мотель? Я вернулся к телефону и, позвонив в «Райский сад», осведомился, не остановились ли у них Сет Вейсман или Люси Макмартин. К моему радостному изумлению, оказалось, что последняя числится среди их постояльцев. Они позвонили в номер, однако никто не ответил. Я посчитал за лучшее не оставлять никакого сообщения и отправился в мотель.

Чтобы попасть в «Райский сад», мне пришлось пройти больше полумили пешком по огромному песчаному пустырю, поросшему чахлым кустарником и кое-как огороженному забором из колючей проволоки. Очевидно, это была часть территории какого-то военного объекта, потому что на одном столбе висела табличка с надписью: «Запретная зона. Вход строго воспрещен». Даже в этот уже довольно поздний час солнце еще давало о себе знать, и в конце пути у меня было такое чувство, словно моя кожа превратилась в пергамент. Подходя к мотелю, я задумался над тем, как найти Люси. Пораскинув мозгами, решил, что лучше всего будет подождать ее в «жуке», если последний припаркован у мотеля. Однако как только я начал рыскать по стоянке, Люси тут же попалась мне на глаза. Она сидела у бассейна в цветастом старомодном платье из ситца с преобладанием зеленых тонов. Сняв туфли, она подставила свое маленькое веснушчатое личико заходящему солнцу.

— Не произноси моего имени вслух, — сказал я, когда она открыла глаза, и спросил, где ее номер.

Люси подняла с земли книгу — пособие для желающих практиковать йогу — и повела меня в мотель. Мы молча шли по коридорам мотеля и не проронили ни слова, пока не вошли в номер. Когда я оказался внутри, мой организм испытал нечто вроде шока — настолько резким был переход от жары к прохладе, — отреагировав легким головокружением. Очевидно, кондиционер был отрегулирован на слишком низкий уровень температуры. Кожу стало покалывать иголочками, а в ушах зазвенело от внезапной тишины, наступившей после шума и гама улицы. Единственными звуками были жужжание кондиционера и трепетание листов газеты, лежавшей на подоконнике.

Я сел на кровать рядом с Люси, и мне вдруг стало ясно, что детство закончилось. Я перестал думать о собственной жизни как производной жизни моих родителей. И ужаснулся самого себя. Этот ужас, проникший глубоко в меня и от которого мне потом так и не удалось полностью избавиться, заставил по-другому взглянуть на все, что произошло. В этот момент — сам не знаю почему — передо мной вдруг возник образ Сонни. Я задавал себе вопрос, не лучше ли было бы посвятить ее в то, что я собирался сделать и в конце концов сделал. Ведь тогда я, возможно, и не загнал бы себя в тупик. Во всяком случае, хуже, чем сейчас, наверное, не было бы.

— Он уехал? — спросил я.

— Майкл? Уехал после того, как приехала я.

— Что он тебе сказал?

— Да так. — Она пожала плечами. — Ничего. Сказал, что ты можешь оставить его бумажник себе.

— Великолепно, — произнес я с горькой иронией. — Просто блеск. Огромное ему спасибо. — Я покачал головой в притворном восхищении, а затем сказал Люси, что бомбу в здании ЦПИ скорее всего установил Майкл.

Глаза Люси маленькие и темные. Иногда они поблескивают, как у куклы, и тогда кажутся стеклянными. В тот момент в них что-то быстро промелькнуло, а затем в контактных линзах сфокусировались яркие точки-огоньки. Лицо Люси не выразило никакого восхищения. Это был стоический сосредоточенный взгляд, устремленный вперед. Однако главное, что меня поразило в нем, — это проницательность, глубину которой я начал постигать лишь недавно.

— Неужели я так глуп? — спросил я.

— Он ничего не сказал, — ответила Люси.

Это было очевидно для всех, и лишь я, со своей обычной рассеянностью, удосужился просмотреть то, что бросалось в глаза. Причина переживаний Майкла заключалась не в Джун и не в несчастье, постигшем его коллегу. Он беспокоился прежде всего о своей участи.

— Это она подбила его на такую глупость?

— Ну а кто же еще? — ответила Люси.

Испытание любовью. Так мы оба тогда подумали. Люси знала не больше моего. Только то, что Джун потребовала и Майкл согласился.

— Вот блядство! — сказал я.

— А где ты был? Майкл сказал мне, что если ты завтра не появишься, я должна буду позвонить по этому номеру.

Она достала из книги, которую читала у бассейна, отрывной блокнот с логотипом мотеля, где был записан номер телефона. Он был мне неизвестен. Ясно было одно — его владелец жил где-то в районе залива. Я рассказал Люси о том, как меня задержали, о Рудольфе и о подмене отпечатков.

— Я там чуть не подох со страха, а он, видите ли, великодушно оставляет мне свое портмоне.