Законы Красного моря - [32]

Идти оказалось близко — я издалека заметила необычную архитектуру, имитирующую восточный дворец. На лазерное шоу мы опоздали и едва успели найти удобный диван, чтобы увидеть второе представление. Начало меня не впечатлило — в Москве я видела не менее красивые танцы живота. Заскучав, я принялась тайком рассматривать окружающих, пытаясь угадать национальность каждого из них.

— Тебе неинтересно? — спросил Саид.

— Нет, нормально. Просто пока немного однообразно. Смотрю на туристов, пытаюсь понять, кто здесь нерусский.

— Ну и как, получается? Вон там сидят две группы итальянцев, за вторым столиком слева — англичане, а у сцены поляки. Остальные все русские.

— Где поляки? Вон та женщина в красном платье? Нет, они русские.

— Нет, хабиби, поляки. Кстати, сейчас начинается самое интересное. Будет танцевать мужчина. Он не египтянин, — сразу уточнил Саид, — кажется, из Ливии.

— Ясно, — понимающе улыбнулась я, — танцевать у вас считается позором для мужчины?

— Конечно. Думаю, он гей. А танцевать и для девушки позор.

— А как же те танцовщицы, которые тут выступают?

— Они из очень плохих семей. Или бывает, что семья хорошая, но сама девушка ушла и порвала с ними отношения.

— Я думала, все египтянки должны уметь танцевать, — сказала я. — Ведь танец живота — ваш, национальный.

— Да, многие умеют. Танцевать можно дома, перед мужем. А показывать свое тело посторонним — позор.

— Строго… Но ведь как красиво двигается, — сказала я, кивая на танцора.

Мужчина показался мне не очень молодым, но пластика у него была потрясающая. Он был одет в какую-то длинную рубашку, подпоясанную лентой. Танец завораживал — я перестала рассматривать окружающих и, затаив дыхание, следила за происходящим на сцене.

— Танцует он хорошо, — неохотно согласился Саид. — Но это не занятие для мужчины.

Представление продолжалось долго и закончилось около часа ночи. Последним номером выступали татами — мужчины, которые очень долго крутились вокруг своей оси и крутили длинные цветные юбки. Получалось зрелищно.

Около полуночи народ стал потихоньку расходиться. Мимо нас прошли люди, о чьей национальности мы с Саидом поспорили: я обратилась в слух и расслышала небольшую часть разговора. Черт. И правда, поляки. Саид поймал мой огорченный взгляд и рассмеялся.

— Как ты догадался? Я была уверена, что они русские! — расстроилась я.

— Аня, я же здесь работал и умею определять национальности.

— А правда, что женщины из Польши очень красивы?

— Я бы не сказал. Мне русские больше нравятся.

— Хм, — я нахмурилась. — Ты знаешь, я читала в интернете историю про девушку, которая вышла замуж за египтянина, но ее муж сказал своим родителям, будто бы она из Польши.

— Зачем? — удивился Саид.

— Потому что у наших девушек плохая репутация, и родители не приняли бы русскую невесту, — пояснила я.

— Аня, в интернете чего только не напишут.

— Нет, это правда. Девушка очень подробно рассказала свою историю, все долго обсуждали… Просто у него ортодоксальная мусульманская семья, а русских они считают проститутками… Твои родственники так не думают?

Саид расхохотался.

— Для моей семьи русские — как инопланетяне. Успокойся. Мы не будем никого обманывать.

— Точно? — я посмотрела в глаза Саиду.

— Точно. Хабиби, какая разница? Для мусульман имеет значение вера, а не национальность. Но мужчины могут жениться на христианках, — уточнил он, поймав мой настороженный взгляд.

— Поляки вроде католики, — пробормотала я. — Или протестанты.

— Без разницы, — отмахнулся Саид. — Главное, они тоже не мусульмане. Я не люблю обман. Тем более, когда нет причины говорить неправду. Поехали домой?

В такси Саид молча обнял меня и крепко прижал к себе. Я поплыла, мысли путались в голове. Казалось, его присутствие отключает большую часть моего мозга, оставляя только чисто женские инстинкты и желания.

— Тебе хорошо? — спросил Саид неожиданно.

— Очень, — я удивленно подняла на него глаза. — А ты разве не чувствуешь?

— Я хочу сделать тебя счастливой. Хочу быть с тобой навсегда.

— Саид, — я глазами показала на таксиста, — давай поговорим в квартире. Я знаю, водитель, скорее всего не понимает по-русски, но лучше не здесь.

— Хорошо, — согласился он, но не выпустил меня из объятий.

Когда такси подъехало к Дельте, Саид быстро расплатился и буквально вытащил меня из машины. В молчании мы дошли до нашего номера. Он рывком открыл дверь и посторонился, пропуская меня вперед, затем усадил на диван и начал целовать. Последние мысли вылетели из моей головы. Саид что-то говорил, но я не улавливала смысл. «Наверное, это и есть счастье», — подумала я, прежде чем отключиться окончательно.

Следующим утром меня снова разбудил поток света, льющегося из окна прямо на лицо. Я плотно задернула шторы и вернулась в кровать — было ранее утро, и спать хотелось неимоверно. Саид лежал на животе и не реагировал ни на солнце, ни на доносящиеся с улицы звуки газонокосилки. Я обняла его и тоже задремала. Кажется, мне даже снились сны.

Все оставшиеся дни мы ложились под утро и просыпались после полудня. Я не вспоминала о Москве, работе, маме, друзьях — казалось, это осталось в какой-то другой жизни. А здесь были только Саид и я. Мы купались, целовались, разговаривали, катались по городу — счастливые и влюбленные. Весь город, — нет, весь мир принадлежал нам; море, солнце, глаза Саида, искрящиеся смехом, один бутерброд на двоих, шутливая драка за пульт от телевизора — будто яркие пятна на полотне моей жизни. Пересматривая сейчас первые фотографии из Шарм-эль-Шейха, я чувствую себя безнадежно постаревшей. Смогу ли я еще быть счастлива? Возможно. Только тех дней мне никогда не вернуть, как не вернуть нас тогдашних. Воспоминания и фото — вот все, что у меня осталось. Впрочем, разве у кого-то счастье длилось вечно?