Закон тени - [41]
Раскачиваясь на ходу и подпрыгивая на кочках, ящики покатились по склону, все убыстряя движение. На самом деле то были не просто ящики, а маленькие тележки.
Толпа подалась вперед, словно пытаясь остановить их, пока они не развалились у подножия холма.
Одна тележка перевернулась и на ходу сбила другую. От толчка обе развалились, и быки, заколоченные в них, кубарем покатились вниз, завывая от боли.
Еще одна телега с размаху налетела на выступ скалы, встала дыбом, сделала полный оборот в воздухе и разлетелась. Животное оказалось зажато между обломков и покатилось вниз, оставляя на камнях кровавый след.
Наконец то, что осталось от тележек, докатилось до подножия холма. Обломки досок и воющие от ужаса и боли животные врезались в бегущую навстречу толпу. Люди не обращали внимания на опасность. Первые ряды еще пытались посторониться, чтобы не угодить под колеса и обломки, и хватались за борта тележек, стараясь их остановить. Но многие из задних рядов оказались-таки под колесами, пока щепки и истерзанные животные не остановились внизу. А сверху за этой бойней, вопя от восторга и хохоча до упаду, наблюдали папские солдаты.
Вооружившись ножами, толпа накинулась на полуживых быков. Люди ногтями выцарапывали тех, что еще застряли в телегах. Животных растерзали на куски живыми, хохоча и норовя отрезать себе кусок пожирнее.
В несколько мгновений крики замученных животных стихли, а их еще дымящееся мясо перекочевало в корзины и короба.
— Вас смущает такое варварство? — спросил Манетто, заметив ужас на лице Пико. — Вы спрашивали об Альберти. А знаете, он живо интересовался этими древними обрядами. Никогда бы не сказали, правда? Такой человек, как он, жадный до всех проявлений природы и движений души, увлекался этими кровавыми обычаями!.. Но Рим не только таков. Здесь обитают утонченные знатоки античной культуры. Я могу вам их показать, — вдруг оживился флорентинец, словно его осенила новая идея. — Кардинал Риарио объявил большой праздник по случаю карнавала и пригласил все знаменитые семейства Рима, даже тех, кто люто его ненавидит. Приглашены также представители диаспор, в том числе и неаполитанцы, с которыми Папа в состоянии войны. Пойдемте туда со мной, и у вас появится возможность познакомиться с теми, кто будет вам полезен.
— Когда состоится праздник?
— Завтра после заката. Ждите меня у палаццо Риарио со стороны церкви Санти-Апостоли. У кого-нибудь спросите, как пройти. Это как раз там, где дорога поднимается на холм Квиринал. Я же прошу отпустить меня до конца дня. Великолепный — хозяин взыскательный, даже когда находится далеко.
Манетто, видимо, не терпелось избавиться от гостя. Он то и дело бросал быстрые взгляды на подножие холма. Пико тоже туда посмотрел. В толпе, уходившей восвояси с добычей, были дети, и шли они в первых рядах.
Однако, вглядевшись, он обнаружил, что это карлики. Они все были на одно лицо, но у Пико появилась уверенность, что его дорога снова пересеклась с дорогой странного египетского племени. Прощаясь с флорентинцем, он подумал, что ему слишком быстро продемонстрировали самые мрачные и мерзкие стороны городской жизни.
Частная резиденция кардинала Борджа
— Откуда ты получил это известие?
— От нашего человека у ворот Фламиния. Он там был и сразу побежал предупредить. Я подумал, что вас надо немедленно проинформировать.
С лица Родриго Борджа еще не сошли следы бурной ночи, проведенной с любовницей Ванноццей. Набрякшие веки, глубокие морщины у крыльев носа, горькая складка у губ — лицо маскарона[45] с какого-нибудь фонтана.
«Видимо, дела не слишком хороши», — подумал Квинтон Фернандес, доверенное лицо кардинала, стараясь держаться на почтительном расстоянии, чтобы не попасть под горячую руку. Дурные новости обычно вызывали у Борджа вспышки гнева.
Однако кардинал был скорее удивлен, чем раздосадован.
— Джованни Пико, — пробормотал он, постукивая пальцами по скамеечке для молитвы, стоящей в изголовье кровати. — Я уже слышал это имя. Граф Мирандола, недюжинный ум. Говорят, у него феноменальная память.
— Наш человек говорил о безбородом щуплом юнце, — осмелился вставить Квинтон.
— Да… Ему лет двадцать. И все эти годы он провел под шелковыми покрывалами в своем замке и в шумной студенческой компании. Мой легат в Болонье когда-то хорошо его описал, — с презрительной гримасой прошипел кардинал и снова застучал пальцами по скамеечке. — Однако… что ему надо в Риме?
— Кажется, паломничество, обет или что-то в этом роде.
— Скажите на милость! — передернув плечами, фыркнул Борджа.
— Вы чего-то опасаетесь? — снова осмелел Квинтон.
На миг взгляд кардинала оживила пробежавшая искра.
— Я?.. В стенах Рима должны опасаться меня! А вот за его стенами, там, где моя власть еще не распространилась, надо соблюдать осторожность. Особенно если дело касается Флоренции, этого змеиного гнезда. Наш юнец может оказаться головой одной из змей.
— Почему?
— А потому, что, несмотря на юный возраст, он в большой милости у Лоренцо Медичи. И вот вопрос: не следует ли за ним по пятам тень флорентинца. Великолепный корчит из себя великого покровителя искусств, а сам как был, так и остался разбогатевшим купцом. И есть только одна вещь, которая может придать блеск потомству этой деревенщины, — тиара.
