Закон тени - [15]

Резко поднявшись, он сделал всем знак следовать за ним и бросился к лестнице. По дороге ему навстречу, как марионетки, испуганно вскакивали сонные слуги.

Подземелья палаццо были забиты ящиками и сундуками со всякой всячиной, картинами и статуями. Пико сразу заметил, что большую часть всего составляло оружие. Такого количества алебард и шпаг, рядами стоящих у стен, хватило бы на экипировку целого войска. Здесь имелись даже новейшие ружья и маленькие тележки с фальконетами[24] наподобие тех, что он видел на венецианских галерах в Равенне.

Великолепный быстро миновал первое помещение, подошел к железной двери, вытащил ключ, висевший у него на цепочке, и открыл замок. За дверью оказалась комната гораздо меньшего размера, почти кладовка. В ней ничего не было, кроме нескольких дубовых сундуков, обитых железом. На запыленных крышках сияли яркими красками гербы дома Медичи.

— Вот он, архив моей семьи, — сказал Лоренцо.

Сундуки стояли вдоль стен, как надгробия в крипте. Пико подумал, что, в сущности, это и были пустые оболочки того, кто некогда жил. Может быть, они напомнят в веках о тех усопших, которые не просто обернулись горстками праха, канув в небытие. От них остались рукописи, и Медичи правильно поступили, воздвигнув надгробия словам, а не только телам.

— Это бумаги Козимо, — прервал мысли Джованни голос Лоренцо.

Великолепный достал второй ключ и повернул его в замке одного из сундуков. Стальная дужка открылась. Он поднял крышку, и на него пахнуло сыростью и лежалой кожей.

Он принялся осторожно доставать содержимое сундука. Как он и думал, в основном это были бумаги. Многие сшиты шнурками, некоторые уложены в расписные деревянные планшеты, иные сброшюрованы в толстые тома.

— Счета, свидетельства о собственности. Отчеты агентов. Переписка с другими правителями. А это письма к семейству Торнабуони по поводу брака моего отца.

Лоренцо приподнял пакет, перевязанный лентой.

Его рука снова появилась из сундука, зажав в пальцах маленький коричневый сверток, отличавшийся от предметов, только что извлеченных на свет. Сверток был закреплен между двумя деревянными дощечками и перевязан веревочкой, которая от времени превратилась в пропыленную нить. Каждый узелок скрепляла сургучная печать с гербом Козимо.

Великолепный посмотрел в глаза Марсилио.

— Кажется, этот, — подтвердил философ, и голос его дрогнул от волнения.

Лоренцо попытался ослабить узлы и заглянуть внутрь, не вскрывая пакета. Он выглядел смущенным, словно только сейчас осознал, что нарушает волю Козимо. Но тот, кто запечатывал пакет, поработал на совесть. Снаружи ничего нельзя было разглядеть.

Пико отстегнул от пояса кинжал и протянул Великолепному. Но тот колебался, а Марсилио даже отступил на шаг, давая понять, что не желает принимать участие в подобной профанации. Тогда юноша решительно протянул руку и короткими ударами разрубил веревку сначала на углу, а потом и вокруг всех запечатанных узлов, пока она не упала на пол под тяжестью печатей. На ладони он поднес Лоренцо результат своих стараний. Тот еще мгновение поколебался и решительно открыл дощечки.

Когда он поднял глаза, в них застыло удивление. Внутри оказался только один листок с единственной фразой, написанной почерком Козимо, с характерным росчерком поверх написанного: «Scripta delevi, ad tutelandam stirpem meam. Atque romana secreta relinquant in Urbe». «Я уничтожил рукопись в целях безопасности моего рода. Да останутся римские тайны в Риме».

Великолепный потряс дощечки, пытаясь найти еще что-нибудь, запрятанное внутри. Но там не было ничего, кроме этого кусочка бумаги, явно оторванного от большого листа.

Лоренцо перевернул его. На другой стороне был какой-то набросок пером, сделанный наспех. Видимо, один из подготовительных эскизов, которые художники обычно выбрасывают: силуэты деревьев, невиданные звери, стены несуществующих зданий. Только два изображения о чем-то говорили. На первом юноша застыл в нерешительности перед тремя арками, от которых отходили дороги, и будто не мог выбрать, по какой пойти. Тайные письмена над каждой аркой давали понять, какие загадки ожидают путника. Второе изображение представляло собой какой-то странный кустарник, с веток которого свешивались похожие на яблоки огромные плоды, покрытые непонятными значками.

— Ты полагаешь, в этом есть какой-то смысл? — запальчиво спросил Лоренцо, обращаясь к Фичино.

— Только один. Твой дед обожал искусство, поэтому и сохранил маленький фрагмент того, что собирался уничтожить. Думаю, других причин, кроме любви к этим значкам и уважения к автору, у него не было.

— Ты так считаешь?

— Конечно. Разве ты не узнал изящество манеры? Леон Баттиста Альберти не ограничился тем, что доверил Козимо рукопись. Он счел необходимым сопроводить ее плодами своего мастерства.

— Но зачем?

— Возможно, слова Орфея и его обряд надо было иллюстрировать, перевести в талисманы… Но этого мы уже никогда не узнаем, — разочарованно предположил Марсилио.

Жесткое, отмеченное морщинами лицо Великолепного казалось высеченным из камня. Плотно сжатые губы обрели то же выражение, что и на статуе работы Вероккьо, украшавшей верхние покои дворца.