Закон тайга — прокурор медведь: Исповедь - [35]

В одном из турецких городов армянин убил такого пропагандиста прямо на собрании… Его чуть было не растерзала толпа "восторженных слушателей”, но ему удалось убедить людей в своей правоте: он сообщил им все, что знал о подлом замысле коммунистов. Многих удалось ему спасти от роковой поездки…

В 1946 году нашего "француза” осудили за антисоветскую пропаганду и за сговор с перебежчиками. Теперь его везли на пересуд.

xxx

Наш поезд приближался к Харькову.

В печально-известной своей свирепостью харьковской пересылке на Холодной Горе, мы с армянином-французом попали в одну камеру. Здесь же находилось несколько бывших советских офицеров, служивших в Румынии. Среди них был один капитан-еврей, осужденный на десять лет по 58-й (за измену родине). История его "посадки” очень интересна.

— Было нас шестеро евреев там, — рассказывал он. — Вызвали нас к командиру, выдали еврейские молитвенники, талес, тфилин, и приказали ходить в местную синагогу. Я, хоть в детстве даже и Тору изучал, все давно забыл, ни в какого Бога не верил, только в коммунистическую партию… Но приказ — есть приказ. Ходили. А потом нас арестовали за связь с сионистами и сунули десятку… "

Этот офицер знал французский язык. Узнав, что здесь находится человек из Франции, он попросил его спеть какую-то популярную песню. Бедняга-армянин пел — и плакал…

Перед тем, как расстаться с французом, я сказал ему:

— Если тебя освободят, то эти лохмотья, что на тебе, увези с собой в память о Советской России.

xxx

Из Харькова меня перевезли в Ростов-на-Дону, а уж оттуда — в Махачкалинскую тюрьму, по месту совершения преступления…

Тут-то мне все было знакомо. Никто еще не знал, что я "дома”…

Несколько дней меня держали в одиночке, на прогулку также выводили одного. И наконец — вызвали к следователю.

В небольшом помещении на пару комнат меня поджидал младший лейтенант. Родом он был даргинец, — одно из племен горного Дагестана.

— Фамилия?

— Якубов.

— Я тебя настоящую твою фамилию спросил, понял?!

— Абрамов. Иерухам Ильяевич.

— Почему сменил фамилию, где, когда?

— Меня в Ташкенте много раз задерживали… Вот я и изменил фамилию, чтоб не посадили. Вы ж знаете, чем я на свободе занимался…

Следователь внезапно прервал меня.

— Зачем ты убил Назарова Якова по кличке "Ага”?!

— Да вы что?! Никого я не убивал.

Эту фразу я произнес с необычайным удивлением. Следователь уставился на меня в упор, его глаза словно сверлили меня.

— Ты здесь собираешься нагло отпираться, но я тебя научу правду говорить.

Он записал мои показания и удалился. Меня отвели на двенадцатидневный карантин в особую дезинфекционную камеру. Так поступали со всеми, прежде чем распределить прибывших по камерам следственного изолятора.

На третий день меня отвезли в горотдел милиции — к следователю Аганесяну. Там меня ожидала особая встреча: не успела дверь кабинета затвориться за мной, как кто-то ухватил меня за грудки и двинул головой по зубам. Губы мои были рассечены, но все же я успел отклониться, так что удар пришелся по подбородку… В нападавшем я узнал… Ату. Не долго думая, я схватил табурет — и опустил его на голову бывшего приятеля. Удар получился слабым, так как я еще не оправился от побоев в поезде. Нас растащили. Напоминаю, — все это происходило в кабинете следователя, который хладнокровно наблюдал за происходящим. На следователя я и обрушил весь имеющийся у меня запас ругательств.

— На испуг меня берешь, стерва позорная?

В ответ раздалось:

— А зачем ты лишил жизни Назарова? Он не меньше твоего жить хотел.

На этом наша "беседа” кончилась — меня перетащили в другой кабинет, к другому следователю. После такого приема, который ждал меня у Аганесена, я был уверен, что терять мне больше нечего, и вел себя с милицейскими грубо и вызывающе. Знаменательно, что это никак не ухудшило моего положения.

В кабинете оказался тот самый следователь, что допрашивал меня в тюрьме.

— Ты, Абрамов, вроде расстроен чем-то, взволнован, а? — цинично усмехаясь, осведомился он.

— Не ваше дело.

— Погоди, это только цветочки, ягодки впереди!

— Ты дома жену свою пугать будешь, а меня пугать нехуя, я уж пуганый.

Он моментально вскочил из-за стола, чтобы ударить меня, но я предупредил его действия: поднялся с табурета и сказал:

— Подойдешь близко — откушу нос или глаза выдавлю. Если ты меня не знаешь, так спроси у своих напарников, они тебе расскажут, кто я и что, понял?!

Это помогло. Он мог, разумеется, вызвать милиционеров, чтобы превратить меня в кровавое месиво, но почему-то не сделал этого. После непродолжительного обмена "любезностями”, он принялся объяснять мне, что я должен говорить для протокола.

— Ты меня не учи, — прервал я следователя. — Я и сам знаю, что мне говорить. А ты — за мной будешь записывать!

— Правду будешь говорить!

Нервы мои не выдержали. Я встал — и вышел из кабинета…

Следователь пришел в ярость, но остановить меня силой все же не решился. На его вопли из других кабинетов выскочили сотрудники. Среди них были люди, знавшие меня с детства, — ведь я был в своем родном городе.

Меня начали успокаивать, говорить, что так, мол, вести себя не годится. Я все ждал, что они наконец-то примутся за меня и измутузят как следует. Но ничего подобного не происходило. Я также пришел в себя и, обратясь к одному из знакомых, сказал: