Закон тайга — прокурор медведь: Исповедь - [34]

До самого Новосибирска я не слезал с нар, не мог даже пошевелиться.

…Новосибирск, вернее — новосибирская пересылка, встретила нас мелким октябрьским снегом.

Тысячи будущих каторжников толпились во дворе пересыльного пункта, кое-кто лежал прямо на мерзлой земле, не имея сил держаться на ногах. Здесь были эстонцы, латыши, финны, западные украинцы, мужчины, женщины с грудными детьми, которые замерзали у них на руках… Шло "переселение”. Мне вспомнилась привокзальная площадь родной моей Махачкалы. Но тогда людей гнала война, а теперь?.. Надо полагать, что среди этих ссыльных было достаточно таких, которым пришлось побывать на нашей вокзальной площади… Или на какой-либо иной.

Прошло три дня — и меня повезли в Челябинскую пересылку. Там был воистину ад, описать который я и по сей день не решаюсь. Убежден, что в гитлеровских лагерях было лучше. Людей не успевали хоронить. Полно было "товару” для воров, но у кого — и для чего — было воровать?..

По приезде нас повели в баню. Ко мне подошел парень из Москвы. Как помнится, звали его Юра.

— Не вздумай купаться. Тут одна сучня. Как узнали, что ты законник, решили тебя убить…

Едва он произнес это, как в баню с деловым видом вбежал местный начрежима.

— Воры-законники, в сторону!

Мы незаметно покинули помещение…

К тому времени по всему пространству ГУЛАГа были созданы специальные лагеря для воров и сучни, где законников, находящихся в меньшинстве, зверски убивали. На Воркуте, Колыме, по всему Дальнему востоку шла резня. В центральной России было поспокойней — волна еще не докатилась до тех краев.

В Челябинске нас продержали совсем мало.

Я сладко заснул на своих нарах. Разбудил меня горький женский и детский плач. Поезд стоял на маленькой станции. Оказывается, близлежащее село в полном составе провожало в лагерь последнего мужчину. Кто пропал на войне, кто не вернулся, а остальных — посадили. Это был последний…

Я лежал и думал: "Неужто так по всей России?.. "

Размышления мои прервал возглас:

— Слезай, кавказец, тут нам твоего землячка подкинули…

Я спустился со своих верхних нар. Внизу сидело настоящее чучело. Он — "земляк” — был едва прикрыт жуткими лохмотьями, на ногах — полуразбившиеся лапти. От него исходило невыносимое зловоние. Я все же подобрался поближе и спросил:

— Откуда ты, земляк, кто по нации?

— Я — армянин из Франции, — отвечал он на ломаном русском.

— Да как же ты попал сюда из свой Франции? Да еще в тюрьму??

Он отмалчивался. Поняв, что он не слишком доверяет мне, я негромко поведал, что я сам — тоже кавказский, еврей из Махачкалы.

Мы накормили его, чем могли. Когда он немного пришел в себя, то рассказал такую историю. Русский он знал совсем плохо, так что некоторые слова и детали остались мне непонятными. Но вот эта история.

"Француз” прибыл к нам из Марселя. Его родители покинули родину во время армяно-турецкой резни. Жили они богато и дружно. Отец его владел рестораном и обувной фабрикой. После окончания второй мировой войны по всей Европе и, конечно, во Франции появились пропагандисты из СССР. Они призывали всех, кто покинул свою землю, вернуться в "социалистическое отечество”, где нет капитализма и классовой борьбы… Призывали, так сказать, воссоединиться со своей исторической родиной, с народом, избавившим весь мир от коричневой чумы.

"Француз” заразился этими призывами…

— Всей семьей приехали? — прервал я его рассказ.

В ответ послышались рыдания, разрывающие душу: беспомощные, детские… Мы успокоили его, и он продолжал:

Мое счастье, что я один приехал. Мы так договорились: я приеду, осмотрюсь, а потом напишу. Если все в порядке, то и их вызову, а если что не так — и сам вернусь… Мне очень уж хотелось вернуться домой, в Армению, я от отца столько о ней слышал, все такое хорошее, радостное… Оформил документы и поехал. Советских законов, понятно, не знал: чемоданы мои были битком набиты ценностями. По прибытии в Батумский порт, ко мне подошли двое — и вежливо взяли мои чемоданы, весь багаж. Я подумал — носильщики. Прямо с парохода нас посадили в автобус и повезли. Ехали мы долго. Автобус остановился у какого-то барака. Туда нас завели. Вскоре появились люди в военном и гражданском. У них я поинтересовался, когда смогу я получить свой багаж.

— Какой еще багаж?

— Чемоданы мои!

— Они были с вами в автобусе?

— Нет, я их вашим людям передал, что ко мне в порту подошли…

— Ничего не знаем. Раз их с вами в автобусе не было, мы ответственности не несем!

На этот раз разговор кончился. Все прибывшие поняли, в какую ловушку попались: ведь ни единой души к пароходу не подпускали, охрана стояла, так кто же, кроме чекистов, мог к нам подобраться. Все было задумано заранее…

"Француз” рассказал, что многие из прибывших везли с собою легковые машины, разобранное заводское оборудование шло за ними, много было и иностранной валюты… Все это под разными предлогами и при помощи циничного жульничества было конфисковано.

Он поведал нам об одной семье, которая прибыла вместе с ним. Поняв, что их подло обманули, отец и четверо сыновей, на последние деньги, что были у них в карманах, купили в городе охотничьи ружья — и решили перейти турецкую границу. К ним примкнули два брата-близнеца — приятели одного из сыновей. Отец с сыновьями были убиты, но одному из близнецов удалось прорваться. Его турки отпустили, и он стал разъезжать по стране, рассказывая о том, как его заманили в СССР. В Турции в те дни пропаганда за возвращение армян в СССР была в самом разгаре.