Закон — тайга - [52]

— Может, когда-нибудь потом привыкну, а пока не хочу.

— Правильно, что не хочешь. К дурному чем позже привыкнешь, тем лучше. Спирт у нас энзэ. «Рябину на коньяке» пробовала?

— Может, лучше подождать до остановки, на ходу ведь неудобно? Я как-то раз воду пила — половину расплескала.

— То вода, — наставительно поднял палец Матвей. — В ней ценности не чувствуешь, потому и не дорожишь. Здесь главное — не тянуть резину. Залпом надо. К тому же по асфальту едем.

Матвей выпростал из-под брезента свой рюкзак, достал из кармашка бутылку и складной стаканчик.

Честно говоря, я хотя и покосился на Эльвиру, но это больше для солидности, потому что я о спирте в основном слышал от бывалых, и очень хорошо, что у Матвея оказалась «Рябина на коньяке». Пить ее было даже вкусно. Заедали мы только шоколадными конфетами и оттого вскоре разомлели. Матвей предложил нам всем выпить на брудершафт. Я не знал, что это такое.

Оказалось, что, когда выпьешь, надо поцеловаться, и это узаконивает обращение на «ты». Выпили. И к тому времени, когда въехали в село Песчаное и остановились у столовой, уже были друг для друга Матвеем, Элькой и Аркашкой. Брудершафт — это все-таки вещь!

Когда мы, не в меру разговорчивые, вывалились из кузова, Матвей скомандовал:

— Аркашка, занимай очередь. Аллюр три креста!

Вениамин Петрович, видимо, заметил, что мы чуть под шафэ, но взглянул на шофера и только покачал головой. Я демонстративно протопал мимо него в столовую, рванул дверь и с порога заорал:

— Кто последний?

Голос мой, одинокий и резкий, гулко прозвучал в пустом помещении, уставленном пластиковыми столами на железных трубчатых ножках. Пожилая дебелая буфетчица, прикорнувшая за стойкой, над которой косо висел горный пейзаж, исполненный в фиолетовых тонах, лениво потянулась и добродушно сказала:

— Чего орешь, не видишь — пива нет?

— Нам, мамаша, еда требуется. Первое, второе.

— Геологи, небось?

— Ботаники, мамаша… Что мы на сегодня имеем? Суп-лапша эс эм… Суп-лапша бэ эм… Суп с фрикадельками. Котлеты. Биточки. Понятно. А что-нибудь калорийное? Типа бифштекса, например?

— Бифштексы эта смена не готовит. Эта — филе. Только ждать придется. Заказное блюдо.

— Сколько ждать?

— Двадцать минут.

— Надо подумать. Мы, мамаша, дети двадцатого века, у нас каждая минута на счету.

— Веселый дяденька, — хихикнула буфетчица.

Мы подумали и решили ждать. Правда, Вениамин Петрович сказал, что в придорожных столовых все мясное на один манер и вполне можно обойтись котлетами, но мы поставили вопрос на голосование, и Вениамин Петрович шутливо замахал руками:

— Ради бога, ради бога. Филе, видимо, то самое, что вам сейчас нужно.

Он слегка акцентировался на слове «сейчас», но мы были добродушны и пропустили акцент мимо ушей. Лишь шофер многозначительно осклабился и, улучив момент, наклонился к Матвею:

— Там у вас не осталось? Только втихую, чтобы начальник не засек. Он мужик самостоятельный.

— Точно, — подтвердил Матвей. — Начальство надо уважать. Однако я пойду на служебное преступление. Аркадий!

— Вы что задумали, Матвей Васильевич?

Вениамин Петрович, что-то горячо толковавший Эльке, повернул к Матвею свое продолговатое, немного полное лицо и насторожился.

— Шеф, мы прощаемся с родными местами. Мы удручены, нас снедает тоска…

— Матвей Васильевич, давайте договоримся…

— Вениамин Петрович, дорогой, мы обо всем, обо всем договоримся. Поверьте нам, мы будем выполнять план на двести один и пять десятых процента. Но сегодня… — Матвей поднял указательный палец. — Пей, Федя, первым… Ты чего молчишь, Аркадий, может, ты не хочешь выполнять план?

— Хочу, — радостно завопил я. — На двести процентов. И Элька хочет.

Я преданно взглянул на Вениамина Петровича, и он не выдержал. Засмеялся и махнул рукой.

— Черт ее бей. Только — красное.

— Две бутылки, — быстро сказал Матвей.

Вениамин Петрович многозначительно шевельнул бровями.

— А если красного нет?

— Тогда действуй согласно обстановке.

Так сказал Матвей, а шеф ничего не возразил. Он вежливо отвернулся и стал смотреть на горный пейзаж в фиолетовых тонах.

Я взглянул на Эльку и чуть заметно показал ей взглядом на дверь. Она кивнула, и мы потопали.

— Надо узнать, где магазин. Вон женщина идет…

— Пошли, сами найдем, — уверенно сказал я и зашагал по улице, которая мне показалась центральной. Мне уже была известна особенность наших сел. Здесь все значительное располагается на центральной улице: административные здания, столовая, магазины, Дом культуры, кинотеатр. Отличительная примета столовой и магазина: около них почти всегда стоят автомобили. Человек не камень.

Некоторое время мы шли молча, потом Элька спросила:

— Ты в первой экспедиции?

— Во второй. А ты?

— Я — в первой. До этого была раз на производственной практике.

— Практика не то.

— Еще бы… Ты Вениамина Петровича хорошо знаешь? Что за дядька? Сухаристый он какой-то. Может, просто придуривается?

— Чуть знаю. Работаем в одном институте, но в разных лабораториях. Так что, можно сказать, шапочное знакомство. Но, говорят, мужик твердый, а главное — справедливый.

— Это хорошо, если справедливый. Я как-то немножко робею, когда с ним говорю. Когда пришла в экспедицию проситься, он толковал со мной, как с пустым местом.