Закон - тайга - [28]

Шрифт
Интервал

Ставни — на крючки, запор — на двери. Трофимыч ни разу не забыл ими воспользоваться.

«Но ведь зверь непуганый, участок уж сколько лет его. Кого пугается, кого стережется? Дн поглянуть, в избе ничего подходящего для вора. Живет скудно. Что тут беречь? Вор придет — трояк из жалости на столе забудет, хозяину на пропитание. А он — на запорах сидит. Значит, не показалось мне. Прячется тут кто-то, кому не доверяет», — решил Кузьма.

Наутро взялся за работу, не поев. Выложил лежанку и повел печь под трубу. Ладная она получилась. Подобранная, как ухоженная баба. Даже Кузьме понравилась. Хотя русскую печь давно не клал.

Обмазал ее всю и назавтра решил закончить. Оставалось вывести новый дымоход на чердаке, обложить его кирпичами, а потом — на крыше. И топи, хозяин, грей бока, сколько влезет.

И все ж в этот вечер устал человек. Потому работу закончил пораньше. Нет смысла в потемках на чердаке возиться. Надо отдохнуть. Там наверху работы меньше, но она труднее. Кирпичи надо поднять, раствор. И все — одному. Старик не помощник.

Кузьма оглядывал вход на чердак, маленькую хлипкую дверь, закрытую на щеколду, ветхую лестницу. Все здесь, в этом зимовье, разваливается от старости. Единственное новое — печь. «Пожалуй, она и дом, и хозяина переживет», — подумал печпик невесело и побрел к роднику умыться на ночь.

Утром прошел дождь. И тропинка раскисла. На ней отчетливо виден каждый след. Вот чьи-то большие босые ступни, раскорячась, перешагнули пенек.

«Наверное, Трофимыч по воду ходил. Но почему обратных следов нет? Может, сбоку, по траве возвращался? С ведрами воды идти тяжелее старику. Да только ни разу не видел его босиком, все в галошах да в теплых носках. А тут, ишь ты, не один был. Рядом кто-то маломерный. Ноги маленькие. Видать, старушонку завел, греховодник. Оттого и прячет ее, чтоб не срамили за похоть. В бане держит. От чужих глаз прячет. А бабе без воды как можно? Вот и расписалась на тропе, выдала Трофимыча, — смеялся Кузьмич, радуясь собственной догадливости. — Ну, теперь тебе не стыдно будет бабку в избу привести. Печка большая, лежанка просторная. Грейте бока, мухоморы», — думал печник, зачерпывая в ладони прозрачную, холодную воду. Она стекала каплями на рубаху, лилась сквозь пальцы. И вдруг услышал за спиной тяжелое дыхание. Оглянулся: лесник с ведрами идет.

— Зачем вам столько воды? Недавно ж приходили! — удивился условник.

— Нет. Вчера вот ты принес, и все. — Но тут же спохватился: — Да, в обед ходил. Телушке пить приносил.

Печник вдруг вспомнил низкорослую тень, сиганувшую к бане. Но промолчал. Какое ему дело до чужой судьбы?

Наутро наносил кирпичей на чердак, поднял раствор в корыте и к вечеру вывел трубу на крышу, обложил кирпичом. И даже успел обмазать.

Когда спустился с лестницы, увидел, как Трофимыч кормит кур, заботливо просеивая овес.

— Иди поешь, Кузьма! Я яичницу тебе сготовил. Потом доделаешь, — предложил лесник.

— Я уже закончил. Пошли опробуем. Затопим родимую. Гляну, как гореть да греть станет, — улыбался условник.

Старик схватил охапку дров, заковылял в избу.

— Погодите. Первая проба — моя. Я должен сам ее затопить.

Насовал Кузьма лучины, на них поленья березовые положил. Перекрестился. Попросил у Бога помощи и, чиркнув спичкой, поджег бересту. Открыл поддувало.

Робкий чадный огонек, весело подморгнув притихшим людям, взметнулся, осветив топку, лизнул лучины, поленья и пошел гулять по бересте. Вот он за поленья ухватился рыжей рукой, дохнул в лица благодатным теплом. Застрекотал, затрещал, запел на тысячи таежных голосов.

Жар волнами обдавал головы, лица людей. Кузьма закрыл топку, и в печи загудело.

— Не дымит! А тепло какое от нее идет! Слава тебе, Господи! — Лесник встал на колени перед иконой.

Кузьма уже собирал пожитки.

— Куда ты торопишься? Отдохни денек. А вдруг она без тебя опять коптить начнет? Тебя потом не докличешься. Поживи, чай, в селе медом не мазано. Да и мне веселей. Все живая душа рядом. Послухай, уважь старика, — просил Трофимыч.

— Бояться нечего. Не задымит. Знаете, чем печь от старухи отличается? Печь сразу норов покажет, а баба — опосля, — рассмеялся Кузьма и добавил: — Сегодня уж придется заночевать. Темнеет на дворе. А завтра, чуть свет, домой. Работы много. До осени успеть надо.

— Я тебя отвезу. На коне. В телеге. К обеду доедем. Зачем пёхом? Так подмог и сам пойдешь? Нет! Утром, до солнца выедем. Большую работу ты сделал, друг мой Кузя. Возьми-ка вот от меня, — протянул сотню рублей.

Печник рассмеялся:

— Не возьму, дед! Что я с ними делать буду? Не за деньги ложил ее. По просьбе. Сам когда-то старым буду. Не надо. Спрячьте, вам они трудно даются. Не возьму! — наотрез отказался Кузьма.

— Не обижай меня. Больше нет ничего. А то бы дал…

— Не надо, отец. Деньги не заменят того, что дадено мне здесь. Как о кровном была обо мне забота. И харчи от пуза, и место лучшее мне было отведено. Вот это дорого, что по-человечьи ко мне. Такое любых денег дороже.

— Э-э, мил человек! Да ведь я сам из каторжников. Царских. С чего ж тобой требовать буду? Коль мы одной породы.

— И много отсидеть пришлось, отец?

— Ой, дружочек, до хрена и больше. Семнадцать зим. Одна в одну.


Еще от автора Эльмира Анатольевна Нетесова
Фартовые

Это — страшный мир. Мир за колючей проволокой. Здесь происходит много такого, что трудно себе представить, — и много такого, что невозможно увидеть даже в кошмарном сне. Но — даже в мире за колючей проволокой, живущем по незыблемому блатному «закону», существуют свои представления о чести, благородстве и мужестве. Пусть — странные для нас. Пусть — непонятные нам. Но там — в зоне — по-другому просто не выжить…


Колымский призрак

Колыма НЕ ЛЮБИТ «случайных» зэков, угодивших за колючую проволоку по глупой ошибке. А еще больше в аду лагерей не любят тех, кто отказывается склониться перед всемогущей силой блатного «закона»…Но глупый наивный молодой парень, родившийся на далеком Кавказе, НЕ НАМЕРЕН «шестерить» даже перед легендарными «королями зоны» — «ворами в законе», о «подвигах» которых слагают легенды.Теперь он либо погибнет — либо САМ станет легендой…


Помилованные бедой

Низшие из низших. Падшие из падших.«Психи», заживо похороненные за колючей проволокой СПЕЦИАЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ.Среди них есть и палачи, и жертвы… Есть преступники, умело «откосившие» от возмездия за содеянное, — и жалкие, несчастные люди, забытые всеми. Они обитают в АДУ. У них лишь одна цель — ВЫЖИТЬ.


Тонкий лед

В новом романе, предложенном читателям, рас­сказано о двух сахалинских зонах: женской, с общим режимом содержания, и мужской, с особым режимом. Как и за что отбывают в них наказания осужденные, их взаимоотношения между собой, охраной, админи­страцией зоны показаны без прикрас.Судьбы заключенных, попавших на зону за пре­ступления, и тех, кто оказался в неволе по необос­нованному обвинению, раскрыты полностью.Кто поможет? Найдутся ли те, кому не безраз­лична судьба ближнего? Они еще есть! И пока люди не разучились сострадать и помогать, живы на зем­ле надежда и радость....Но не каждому стоит помогать, несмотря на молодость и кровное родство.


Подкидыш

Кто он, странный человек, замерзавший на заснеженной дороге и "из жалости" подобранный простой деревенской бабой?Кто он, "крутой мужик", похоже, успевший пройти все мыслимые и немыслимые круги лагерного ада - и стать "своим" в мире за колючей проволокой?Возможно, бандит, наконец-то решивший "завязать" с криминальным прошлым? Скорее всего - так. Но... с чего это взял старый, опытный вор, что блатные "братки" просто возьмут и отпустят на "мирное житье" бывшего дружка и подельника?..


Изгои

…Бомжи. Отвратительные бродяги, пьяницы и ничтожества?Или — просто отчаянно несчастные люди, изгнанные из дома и семьи, вынужденные скитаться по свалкам и помойкам, нигде и ни в ком не находящие ни жалости, ни сострадания?На Руси не зря говорят — от тюрьмы да сумы не зарекайся.Кто из нас — благополучных, состоятельных — может быть уверен, что его минет чаша сия?Запомните — когда-то уверены были и они…


Рекомендуем почитать
Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]

Эта книга из серии «БЕСТСЕЛЛЕРЫ ГОЛЛИВУДА». В серию вошли получившие мировую известность лучшие произведения в жанрах детектив, фантастика, мистика, приключения, авантюрный и любовный роман, одновременно ставшие литературной основой самых популярных кино- и видеофильмов.


Колбаса

Фантастика «ближнего прицела».Завтра на космодроме Восточный состоится первый запуск: в космос уйдет пилотируемый корабль «Русь». Или не состоится, если…


Чума приходит с запада

У побережья Сицилии взлетела на воздух яхта одного из самых влиятельных политиков Европы. По предварительным данным, на борту судна находились граждане России: топ-менеджеры крупнейшей нефтяной компании и переводчица — родственница высокопоставленного чиновника МИДа. Местные власти заявляют о гибели всех пассажиров, и на этом официальное расследование заканчивается. Однако в Москву по неофициальному каналу поступает информация, согласно которой российские пассажиры яхты живы и удерживаются неизвестными где-то между островами Сардиния, Сицилия и северным берегом Африки.


Не будет весеннего бала

Она очень горька, правда об армии и войне.Цикл «Щенки и псы войны» – о солдатах и офицерах, которые видели всю мерзость, кровь и грязь второй чеченской войны. Они прошли сквозь этот кромешный ад, проявив настоящие мужество, стойкость, преданность, отдав сердца и взамен не требуя наград. И каждый из них мечтал вернуться живым и верил, что его ждет семья, любимая девушка, Родина…По мотивам некоторых рассказов, вошедших в цикл, был снят фильм «Честь имею!..», награжденный телевизионной премией «ТЭФИ» и Национальной кинематографической премией «Золотой орел».


Тревожная ночь

Она очень горька, правда об армии и войне.Рассказ из цикла «Щенки и псы войны».Цикл «Щенки и псы войны» – о солдатах и офицерах, которые видели всю мерзость, кровь и грязь второй чеченской войны. Они прошли сквозь этот кромешный ад, проявив настоящие мужество, стойкость, преданность, отдав сердца и взамен не требуя наград. И каждый из них мечтал вернуться живым и верил, что его ждет семья, любимая девушка, Родина…По мотивам некоторых рассказов, вошедших в цикл, был снят фильм «Честь имею!..», награжденный телевизионной премией «ТЭФИ» и Национальной кинематографической премией «Золотой орел».


Володька Кныш

«…подумал: кому он нужен на «гражданке», никто не ждет его кроме матери и сестры, специальности гражданской нет, снова пьянки да гулянки со шпанистыми приятелями. Так и до тюрьмы недалеко. Предложили подписать контракт, решил остаться в родной части. Втянулся, служба нравилась. Заработал «краповый берет», чем очень гордился. Измотанный, со сломанным носом, с распухшей, как вареник, губой после очередного поединка, но счастливый до слез. Дали новобранцев, весенний призыв, маменькиных сынков. Гонял до седьмого пота, как говорится, лепил из них настоящих бойцов.