Закон Талиона - [58]

После такого заявления всем почему-то стало весело и свободно.

— Друзья, — повысила голос Марина Сергеевна, — предлагаю отобедать!

— Согласен! — Подержал Шершнев, глаза его хитро блеснули. — Чем-нибудь необременительным. Шашлыком из осетрины с гарниром из спаржи под грибным соусом, к примеру.

— А ты, гурма-ан, Витя, — пророкотал дядя Слава, — что может быть непритязательнее и вкуснее русских пельменей? Особенно если на десерт подать сухое красное и фрукты.

— Самые коварные гурманы, это те, которые закусывают водочку квашеной капустой, а на чёрный хлеб кладут розовое сало, — парировал генерал, — и я из таких. Кто "за"?

"За" проголосовали единодушно.

Николай вертел головой и улыбался, он отлично понимал, что всё это немножечко представление, спектакль для одного зрителя, но не имел ничего против — визит к психоте-рапевту.

Перед поездкой в ресторан комбат неожиданно заявил, что они с Павлом плотно позавтракали и на обед пусть особо голодные отправляются без них, а он и Павел займутся неотложными делами и обязательно дождутся возвращения, поскольку беседа ещё не окончена. И ещё: он настойчиво порекомендовал Николаю загримироваться.

— Это необходимо, — заявил он, — потом объясню.

Полежаев на минутку исчез и вернулся в кабинет с чемоданчиком, в котором, как вы-яснилось, хранились маскирующие личину причиндалы. Колины уши замаскировали чудес-ным и ничуть не мешающим париком, приклеили небольшие усы в цвет, глаза закрыли оч-ками с радужными стёклами в тонкой оправе.

Марина Сергеевна придирчиво осмотрела произведение Пашиного гримёрного искус-ства и молча подняла вверх большой палец.

Павел также молча подвёл Николая к зеркалу. Из зазеркалья на Колю смотрел эффект-ный бизнес-мальчик из тех, что разъезжают на крутых иномарках, решают масштабные дела, иногда общаются с прессой и всегда обедают в дорогих ресторанах.

— И впредь без грима никуда! — Сурово сказал Вячеслав Владимирович.

Николаю захотелось, взяв под козырёк, щёлкнуть каблуками, но он лишь кивнул, слег-ка приподняв руку.

— Я учту ваши пожелания, Вячеслав Владимирович, напомните об этом моему секрета-рю.

Марина Сергеевна дважды сомкнула ладони, обозначив аплодисменты, Виктор Сер-геевич деловито кивнул, будто ничего другого не ожидал, а Павел с полупоклоном указал на выход.

— Машина подана, господа!

Гадкий утёнок

Обедали в ресторане при гостинице, в которую Шершнев вчера определил Николая на постой, только не в главном зале, а в отдельном, уютном кабинете.

— За депутатами Госдумы журналисты, конечно, постоянно не следят, но лучше побе-речься от случайного взгляда. Москва — город узкий. Если какой-нибудь щелкопёр намы-ленный ненароком засечёт в моей компании молодого бизнесмена, тут же начнётся заварушка: "Кто таков? Какие такие у них общие дела? А не пахнет ли здесь коррупцией?" и так далее. Нам это надо? А гостиница, чтоб ты знал, наша, то есть Союза офицеров. Вчера под этим делом, наверное, и не заметил, как тебе выделили номер, даже паспорта не спросив? И не спросят. И милиция с проверкой не заявится. В этом преимущество здешних стен. Так, что будем заказывать?

Трапеза протекала в молчании, лишь изредка расцвечиваясь фразами типа: "Коля, по-дайте мне, пожалуйста, вон тот соусник, нет, рядом. Спасибо". Что интересно, Николая молчание само по себе не тяготило. Бывает ведь и так: сойдутся вместе люди по какому-нибудь делу, обсудят, и вроде бы более-менее симпатизируют друг другу, можно бы и поговорить на отвлечённые темы ради приличия, но кроме деловых фраз ничего на ум не приходит. Собеседники напрягаются — нет контакта. Бывает, но не в данном конкретном. А здесь за столом царило полное взаимопонимание, никто из присутствующих не испытывал потребности в пустом разговоре — всему своё время, будет нужно и слова придут сами.

Откушали без экзотических разносолов, но сытно. Доминирующим блюдом на столе, как и предсказал дядя Слава, оказались шикарные пельмени в окружении различных при-прав и соусов. У Коли, при виде этого великолепия, подтянуло живот — пельменей он не пробовал лет пять с хвостиком. А если честно: за эти прошедшие годы ему ни разу не дове-лось харчеваться вкусно и обильно. Вчера, насильно усаженный за ресторанный столик, он просто не знал, как себя вести, вяло ковырял вилкой что придётся, а потом быстро захмелел и что ел, и как, и сколько — память не сохранила. Сегодня по началу он тоже чувствовал себя за столом неловко, всё побаивался чего-нибудь опрокинуть или обмишуриться со столовыми приборами, но, поняв, что за ним никто не наблюдает, принялся метать со скоростью роторного снегоуборщика. Под фрукты места в желудке уже не осталось. Ел глазами.

Не отпал насосавшимся клопом, не отрыгнул по-купечески — сел прямо, промокнул гу-бы салфеткой, осмотрелся. Убранство кабинета словно продолжало тему сталинских интерьеров, как в офисе на Арбате — один в один: такие же дубовые панели, строгие стулья, зелёная ковровая дорожка, тяжёлые драпировки. Аскетизм и роскошь, и хрен определишь, где начинается роскошь, и где заканчивается аскетизм, но Коле понравилось. Ему не могло не понравиться, будто с улицы шагнул в другое измерение. Жаль, всю жизнь в гостях не проведёшь. Сия нехитрая и несвоевременная мысль вернула его к делам насущным, настроение чуток испортилось, совсем чуть-чуть, и даже не испортилось, а изменилось, перетекло в другое русло, не оставив места сытому благодушию. Однако всё равно — кайф!