Закон Талиона - [119]

Горин торопливо втянул в себя коньяк, вкусно закусил лимоном и вопросительно гля-нул на Виктора Сергеевича.

— Устал?

Виктор обречённо вздохнул.

— А ты как думаешь? Такая…, - он тоже выцедил напиток до донышка, — тирада. Обыч-ным вечером, в обыденной обстановке, за выпивкой и закуской, обыденным тоном, один обычный человек рассказывает другому обычному человеку совершенно фантастическую историю. Её ещё надо переварить. И, знаешь, о чём подумалось? Не только писатели-фантасты, но и серьёзные философы размышляют над вопросом: изменится ли человек в грядущем? Вот ты упомянул, что наш предок — человек разумный появился примерно сорок тысяч лет назад. Так? С тех пор он проделал путь от дубины и каменного рубила до компьютеров и космических кораблей. Потрясающе! И, что характерно, сам он ни на йоту не изменился. Да, мы знаем неизмеримо больше, но качественно наш мозг ничем не отличается от мозга пещерного предка. И возможности наши остались прежними. Всё дело в воспитании. Есть примеры. Скажем, ребёнок, вскормленный и воспитанный волками, перенимает их повадки. У него от человека ничего, кроме облика. Такие случаи описаны. Технологически мы прорвались, а биологически…? Ни ширше, ни глыбже. В сущности, наш организм остался на той же ступеньке. Некоторые мечтатели мечту мечтают, де, мол, когда-нибудь грянут такие времена, в нашем мозгу что-то щёлкнет, и мы разом перешагнём через множество ступеней. Бац! — и в небожители. А ты не ухмыляйся! Ты лучше скажи мне, как неандерталец неандертальцу: почему сапиенс за сорок тысяч лет чёрт-те куда продвинулся, а неандерталец, имея примерно равные стартовые условия, за срок впятеро больший не сделал ни шагу? Как возник с каменным топором, так с ним и исчез. Э?

Горин недоумённым жестом развёл лопатообразные ладони.

— А я знаю? Может, их устраивала своя ниша, и они не хотели ничего менять? Им, про-сто, этого не требовалось. А, может, именно они подтолкнули человеческую изобретатель-ность? Или ещё чего, что мы сегодня воспринимаем, как само собой разумеющееся, и не до-гадываемся, кому надо сказать спасибо. Кровь-то сохранилась, если, конечно, верить про-фессору. Дар, опять же.

— Пять из двадцати восьми, хм…, а из ребят, что с тобой по катакомбам?

— Кроме меня ещё Аркан и Муссон, Васёк не сподобился. Имена двух других тебе ни-чего не скажут. Так и живём.

— Так и живёте? И все поныне живы?

Вячеслав помрачнел.

— Нет. Тридцать пять — большой срок. Супербойцы тоже не заговорённые. Шестерых не стало, а хоронить некого. Сам понимаешь, такая специфика — раскиданы по всему свету. Банкиры, юристы, научные работники из наших, те на виду, а полевые агенты мотаются в одиночку. Они практически независимы. У каждого из них своя персональная касса, секрет-ные счета в банках. Местонахождение каждого и его задачу на данный конкретный момент мы, конечно, знаем, но если агент долгое время не выходит на связь — начинаем осторожные поиски. Чаще всего обходится. Долгое молчание объясняется вполне понятными причинами — молчит, молчит, а потом: "всё в порядке, высылаю доклад для Центра…", а иногда… По-иски — история долгая — невидимый фронт, неизвестные бойцы, затерянные могилы. Как правило. И не собраться вместе, и не посидеть, и не помянуть. Хреново бывает. Сначала двое в Афганистане сгинули в войну. Без следа. Обстоятельства их гибели потом установи-ли. А толку? Последним погиб Вася Хижняк одиннадцатого сентября в нью-йоркском Тор-говом Центре. У него там офис…был. А десять лет назад погиб…пропал Муссон — Муса Халоев в горах Гиндукуша. Отправился туда с отрядом дружественных курдов на рекогнос-цировку. Прошла информация о расположенной в тех краях мощнейшей базе террористов из организации "Пламенный вихрь" — редких отморозков, не щадящих ни чужих, ни своих. Не вернулся никто. Искали, конечно. Как раз те курды, что отрядили группу с Муссоном. Местные пастухи рассказывали: был бой, недолгий, а потом рвануло так — они подумали, что небо на землю упало. И всё стихло, лишь редкие громкие щелчки, будто лопались камни. Ночью воздух горел. Волны жара на километры распугали всё живое. Ветер растянул пыльный выброс на десятки километров. Курды спустились в долину, а там пепел и оплавленные камни. Ещё горячие. И это спустя две недели. Такое оплавление камней бывает либо в эпицентре ядерного взрыва, либо при горении огромной массы термита. "Пламенный вихрь"… При такой температуре, случается, металлы сгорают, а уж от людей…, - Горин потянулся к бутылке.

— А давай помянем. Всех, кто ушёл.

Генерал, сдвинув брови, кивнул.

— Пусть простят нас за долгую жизнь.

Выпили по полной, помолчали, глядя в пол.

Приглушённый свет падал на дубовые панели, на строгую министерскую мебель об-разца середины прошлого века, на задёрнутые бронзовые портьеры. Высокие напольные ча-сы с маятником отыграли полночь. Там за окном бился в стёкла и не мог пробиться ни на секунду не замолкающий гул российского мегаполиса. Кабинетное пространство качалось в тишине.

Успокаивая привычную боль, Шершнев огладил ладонью колено, поднял глаза на дру-га.

— А меня ты не пытался того…, э-э — инициировать? Э?