Закон свободы - [75]

Уинстэнли поднялся с колен.

— Сэр, мы сами можем защитить себя, нам нет нужды нанимать адвоката. Мы только хотели бы знать, в чем нас обвиняют. Ваш бейлиф, который арестовал нас и привез сюда, не хотел нам этого сказать. Нельзя ли ознакомиться с заявлением истцов?

— Нет, это невозможно. Документы будут переданы вашему адвокату, и он подготовит ответ от вашего имени.

— Но мы не сможем найти адвоката за три дня.

— Суд будет иметь дело только с адвокатом.

Он важно развернул полное тело в длинном черном одеянии и выплыл из камеры. Клерк засеменил следом. Дверь захлопнулась, снаружи щелкнуло железо замка.

— Кто это? — мрачно спросил Бикерстаф.

— Это Роджерс, судья. Он ведет наше дело.

— А адвокат зачем?

— Так полагается. Хотя постойте… Надо бы справиться в книгах. По-моему, есть закон, по которому обвиняемый может сам защищаться, если пожелает, а может передать свою защиту родственнику или другу…

— Ну так давайте сами, — сказал Том, страдальчески морщась. — Какого еще адвоката?

— Болит, Том? — Джерард подсел к нему, взял за руку. — Ты прав, мы попробуем сами… Нам нанимать работников не пристало, да и не на что. Адвокаты охочи больше до денег, чем до защиты правого дела. Знаете что? — сказал Джерард, обернувшись к Бикерстафу. — Я напишу в парламент. В Армии о нас уже знают, и лорд Фэрфакс не станет нас преследовать. А теперь пусть в парламенте прочтут. Я изложу наше дело, объясню, почему мы копаем пустошь. Может, нас поддержат…

— А с адвокатом как? — с тоской спросил Том.

— Плохо наше дело, парень, — сказал Бикерстаф. — Судить будут присяжные, а это знаешь кто? Те самые, фригольдеры, что тебя так разукрасили. Смекаешь?

— Мы у них потребуем обвинительный акт и составим защиту сами, — проговорил Джерард. Он бережно положил руку Тома, встал, подошел к табурету, перевернул исписанный клочок бумаги и взял перо.

На следующий день, когда другой судебный чиновник пришел к ним в камеру, все повторилось снова: суд отказывался предъявить обвинение, пока они не наймут адвоката, а Уинстэнли противился. Божественный голос сказал ему: не нанимай работников. Он не мог ослушаться. Но и земные, разумные доводы подтверждали его правоту. Где взять денег, чтобы заплатить адвокату? И какой обученный в университете юрист согласится защищать дело бедняков, многие из которых по закону не имели права ни жить на холме, ни ставить там хижины, уж не говоря об обработке пустоши? Они, наоборот, приведут десятки законов, поправок, добавлений, указов, которые непреложно докажут, что вся земля манора, включая и общинные выгоны, и пустоши, и поймы реки, и болотца, принадлежит лорду. Недаром и месяца не прошло после казни короля, а они уже издали указ, предписывавший местным властям оставаться на местах и исполнять королевские законы впредь до специального распоряжения.

Истина опирается на другой закон. На ясный, чистый закон справедливости. На нем и надо строить защиту. Кто лучше него самого знает этот закон благодати?

Он изложил дело на шестнадцати страницах. Жалоба должна была пойти в парламент в ближайшие дни — он ожидал, что кто-нибудь из колонии навестит их. Тогда на всю Англию прозвучат слова: «О, не смыкайте ваших глаз от света, обсуждая мелкие привилегии отдельных людей, когда всеобщая свобода приведена к вам на суд; не спорьте больше, когда явилась перед вами истина, но храните молчание и действуйте в ее духе. Не затыкайте ушей против тайных жалоб угнетенных, иначе господь закроет уши свои от ваших жалоб и освободит тех, кто ждет его, иным путем».

Первое, что должно сделать, убеждал он парламент, — это освободить землю. Пусть джентри пользуются своей огороженной землей, а простой народ владеет общинными угодьями. А если вы отвергнете эту свободу, пусть кровь и слезы угнетенных бедняков падут на ваши головы и заклеймят вас как отступников и лицемеров. И если вы закрепите древние законы завоевателей, пусть тогда и кровь короля Карла падет на головы ваши, ибо станет ясно, что вы пролили его кровь только для того, чтобы самим сесть на трон вместо него.

Прошел еще один день в невыносимой духоте каземата. Джекоб с Джоном принесли еду и взяли обращение к парламенту. Они принесли немного денег, и Джерард, боясь спросить о происхождении этих монет, тут же послал Джона в лавку за бумагой — для защитительной речи. И когда друзья ушли, принялся за дело.

— «Мы, ваши меньшие братья, — взывал он к обвинителям и судьям, — требуем свободы на наших общинных землях; мы хотим жить в мире и любви с вами, без нищеты и гнета, на нашей родной земле. А те, кто сажают нас в тюрьму, угнетают или избивают нас, связав нам предварительно руки, — предатели страны и враги справедливости».

Он вставил в текст защиты стихи, может быть, они скорее растопят сердца. Надежда его росла; он не чувствовал сырости, позабыл про боль в коленях, не слышал ровного дыхания товарищей. Лучина потрескивала, от пламени изредка отделялась и улетала вверх маленькая искра. Из-под пера четкой линией шли строчки:

«Сойдем мы в могилу; потомки придут; прозрев, увидят они,

Что мы стояли за правду и мир, и вольность в наши дни…»