Закон подлости - [42]

– И Нюра бы концы отдала.

– Если бы устройство заказала, не отдала бы. Она бы этого сигнала ждала. Ну что? Будем устройство заказывать или так обойдёмся?

– А дорого?

– Ну, если в одну сторону, то сто долларов. А если туда и сюда, то двести.

– А туда и сюда зачем?

– Ну как же. Он вас чего-то спросит, вы ответите.

– Чего он спросит?

– Откуда я знаю, чего он спросит? Ну, может, какая погода или как «Спартак» сыграл.

– Зачем ему там «Спартак»? Он спросить одно только может: будете вы меня назад вынимать или нет?

– Так что ж вы его, без ответа оставите? Значит, он спросит, вы в ответ ничего не скажете, он и знать не будет, откопают его или нет.

– А как же он там, в темноте, переговорное устройство найдёт?

– Вот это правильно. Он очнётся, а вокруг темнота, хоть глаз выколи, поэтому у нас ещё одна новая услуга – подсветка гроба. Он просыпается, а там светло как днём, и на устройстве написано: «Переговорное. Нажмите кнопку», и всего 100 у. е.

– А ведь пока его раскопают, часа два пройдёт.

– Не меньше. Это точно.

– Что ж ему, два часа голодному быть?

– Вот это правильно. Поэтому у нас новая услуга – сухой паёк в гроб даём. Батончик сырокопчёной, пара апельсинов, кое-какие консервы. С открывалкой. Вилочка, ножичек. В общем, чтобы человек чувствовал себя комфортно. И всего – 100 у. е.

– Чего-то не хватает.

– Да. Книжку ему туда. Газеты последние. Вот чего не хватает. Он же дня три последних газеты не читал.

– Тоже 100 у. е.?

– Да нет, это бесплатно. По себестоимости. Сами туда книги и газеты кладите.

– Ну ладно.

Женщина заплатила триста долларов и ушла с ощущением выполненного долга.

А продавец долго умирал со смеху, пересчитывая полученные деньги.

Правда-матка

Никто не хочет правду про себя слышать. Никто. Все только врут: «Ах, какие вы миленькие, ах, какие вы хорошенькие».

«Ах, Пётр Иванович, как вы правильно сказали, какой вы умница!»

А он – дуб дубом. Чего сказал, сам не понял.

«Ой, Мария Ивановна, как вы сегодня выглядите замечательно!»

Вы бы её видели, эту Марию Ивановну. Хороша, как некрашеный танк. Ручки багорчиком, ножки ухватиком, и щеки из-за спины торчат. Я ей должен врать, как она хорошо выглядит.

Ну, я и сказал:

– Небось вы, Марьиванна, сегодня в салон красоты ходили?

Она говорит:

– Да, ходила.

– Что, – говорю, – закрыт?

Обиделась:

– Да как вы смеете! Да что вы себе позволяете!

Не здоровается теперь.

Никто правду знать не хочет.

Секретарша нашего начальника пришла после пластической операции. Все, конечно, разохались, разахались:

– Ах, какой ты стала, ах, как ты помолодела!

Один я правду-матку не побоялся сказать.

– Что ж ты, – говорю, – горемычная, с собой сделала?

– А что? – спрашивает.

– А то, – говорю, – что в тебе раньше все гармонично было. У тебя такой шнобель был, что вороны удивлялись. И рот был, соответственно, такой, что в него яблоко антоновка запросто войти могло. И уши у тебя такие были, что тебе слоны в зоопарке завидовали. А теперь такое ощущение, что тебе пупок на лоб натянуть хотели.

– Ничего, – говорит, – мне не натягивали. У меня теперь глаза как у Шерон Стоун, нос как у Клаудии Шиффер, всё остальное как у Ким Бессинджер.

– Ну да, – говорю, – а всё вместе – вылитая Масяня, и голос такой же противный.

И сразу скандал. Начальник мне выговор объявил. Но мне так просто рот не заткнешь.

На день рождения к соседу ходил. Он сам напросился. И все так, конечно, рассыпаются, какой он умный, какой талантливый, какая семья.

Я тоже тост сказал, мало никому не показалось.

– Спасибо, – говорю, – что пригласил. Дом у тебя, как говорится, полная чаша, жена – дай бог не последняя, как говорится, муж и жена – одна сатана. А тут сразу две. Жена у тебя – супер! У нас-то жены простые, неприметные, а твоя – нарасхват. И видно, любит тебя. А чего ж ей тебя не любить, если она вообще мужиков любит. И не изменяет тебе почти.

Да и ты, – говорю, – парень не промах. Ни одной юбки не пропустишь. Помнишь Верку, ты ещё потом лечился после неё у психиатра.

И гости твои под стать тебе. Я посмотрел, чего они тебе надарили. Вот чего самим не нужно, то тебе и принесли. И лица у них такие, будто они своровать чего хотят.

И дети у вас, как говорится, ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. А вот и он, молодец, сидит, не при нём будь сказано.

И с тёщей тебе повезло, а ей – с аппетитом, не ест, а сгребает всё, как снегоуборочная машина.

А говорили, компания хорошая будет. Я жену специально не взял, чтобы не позориться.

В общем, будь здоров и счастлив, если сможешь, после того, что я тебе здесь наговорил.

Ну, что вам сказать. Я после этого тоста даже выпить не успел.

Дальше не помню ничего, помню только, что раму выбил и лечу, помню – из окна, помню – на мостовую.

Очнулся в больнице. Но я и здесь молчать не буду. Я и здесь правду-матку врежу, как только гипс с головы снимут.

Случай на корабле

Рассказывал мне эту историю контр-адмирал в отставке Михайлов.

Когда он был капитаном, к ним на корабль с концертом приехала знаменитая певица Ольга Воронец.

После концерта в зрительном зале остались только матросы-уборщики, а капитан повёл Воронец по кораблю.

Стоят они в рубке. А в зале, где был концерт, забыли выключить микрофон. И вот они – капитан, его помощник и Воронец – слышат разговор матросов-уборщиков.