Закон маятника - [3]

А ведь этот применит, можно не сомневаться! Крупный – сплошные мускулы, накачанные явно не в спортивно-оздоровительном комплексе. Какой-нибудь бывший спецназовец, не иначе. И охраняет не за страх, а за совесть. А я-то надеялась застать здесь старичка-вахтера, с которым можно будет мило посплетничать. Между прочим, один из лучших способов узнать важную информацию, который помог мне не в одном расследовании.

Да что тут, спрашивается, охранять? Пустые помещения, в которых всего имущества – десяток ломаных канцелярских столов, дисковых телефонов и такого же старомодного барахла, которое может заинтересовать разве что продавцов блошиного рынка.

А этот мордоворот смотрит на меня, будто я собираюсь унести здание лабораторного корпуса в кармане или продать все секреты института иностранной разведке. Разумеется, ничего подобного у меня и в мыслях не было. Задача, ради которой я прибыла в Питер и отправилась по адресу, фигурировавшему в расследовании, была гораздо скромнее. Что это за таинственный лабораторный корпус, продав который, институт тут же спешит вернуть его обратно? Кто знает: может, я пойму, в каком направлении двигаться, если взгляну на него своими глазами? Люди лгут, а здания никогда. Помнится, еще будучи первокурсницей, я таким образом вывела на чистую воду настойчивого ухажера лучшей подруги. Интерьер его квартиры яснее ясного говорил: здесь место только для одного-единственного человека и все разглагольствования о том, как необходима ему жена и хозяйка дома, можно смело отнести к разряду «бред сивой кобылы»… Что плохого в том, что я пройдусь по коридорам и загляну в парочку кабинетов?

– Ну, посмотрите: разве я похожа на террориста? Неужели вы не сделаете исключение для хрупкой миниатюрной женщины, которая даже мышей боится?

– Не положено!

Даже мои чары, к которым мало кто из нашего редакционного коллектива может остаться равнодушным и которыми я, что скрывать, нередко пользуюсь в служебных целях, не сработали. Что и требовалось доказать. Угораздило же явиться сюда именно в смену этого маньяка армейской дисциплины! А завтра здесь будет интеллигентный дедушка с орденскими планками на поношенном пиджаке. Но не задерживаться же из-за этого в Питере еще на целые сутки. Нет, так нет. Не судьба.

… – Мама, что ты делаешь? – забеспокоился сын, увидев, что я одним прыжком пересекла комнату и выхватила из сумочки телефон, будто шпагу из ножен. – Не надо звонить в полицию, их здесь давно уже нет. Да и не станут они заморачиваться из-за такой ерунды. У тебя даже заявление не возьмут.

Ну уж, нет! Позволить, чтобы любимое чадо подвергалось опасности на пороге родного дома… То есть, если быть точным, одного из родных домов, так как Глеб периодически живет то у меня, то у отца – моего бывшего супруга, с которым у нас сохранились прекрасные отношения. А все, что касается сына, наша общая забота.

– Значит, так, – произнесла я тоном, не терпящим возражений. – Ты собираешься и едешь к отцу. Нет, одного я тебя не отпущу. Даже такого взрослого. Сейчас приедет отец и заберет тебя.

На этот раз сынуля осознал серьезность момента и даже обошелся без своего обычного «ну, мам». Я изо всех сил старалась не впадать в панику, что было довольно трудно под аккомпанемент длинных монотонных гудков, с регулярностью дождевых капель долбивших мою и без того растревоженную нервную систему.

На следующий день все пошло кувырком с самого начала. Не успела я переступить порог редакции, как рядом со мной как будто из воздуха материализовалась Леночка, секретарь главного редактора.

– Виктория Евгеньевна, вас Николай Васильевич разыскивает с самого утра, – прощебетала она голоском примерной девочки, покачивая косичками, подвязанными тугими «бараночками». – Просил сразу же к нему, срочно.

– Спасибо, уже иду, – буркнула я, окидывая насмешливым взглядом ее фигуру пятьдесят какого-то размера, на которой костюм японской школьницы смотрелся по меньшей мере странно. – Только с вашего разрешения сниму верхнюю одежду и вымою руки.

На самом деле, я готова ко всему практически круглые сутки – ко всякому повороту судьбы и к любому развитию событий. Профессия журналиста к этому обязывает. Но перед встречей с шефом мне был просто необходим хотя бы короткий тайм-аут. Хотя предугадать, по какому поводу в его кабинете разразится очередное стихийное бедствие, – дело совершенно безнадежное. А пытаться возражать во время его очередного приступа истеричного хамства даже опаснее, чем становиться на пути несущегося на всех парах экспресса.

Едва взглянув на главного редактора, я тут же поняла, что худшие опасения подтверждаются. Николай Васильевич стоял за письменным столом, возвышаясь надо мной, будто крейсер-авианосец над прогулочной яхтой. Мощное брюхо, обтянутое дорогим свитером, колыхалось, как у гигантской и, несомненно, хищной жабы. Рот главреда был растянут в сладкой улыбке, но выражение глаз не сулило ничего хорошего. Совсем ничего.

– Виктория Евгеньевна наконец-то пожаловали, – елейно пропел он. – Проходите, присаживайтесь. Как спали-почивали? Вам чайку или кофею с утреца покрепче? А может, у вас просьбы какие будут? Ах, нет?! Тогда у меня будет, можно сказать, нижайшая покорнейшая просьбица. Вы что себе позволяете?! – неожиданно гаркнул он во всю силу легких. Лицо его моментально побагровело, приобретая уж вовсе устрашающий вид. – Самодеятельность разводите! Вам кто разрешал запросы писать в вышестоящие инстанции?! – продолжал орать главред, с такой силой тыча сосискообразным пальцем в потолок, как будто собираясь проткнуть его.