Закон бутерброда - [78]
Мы способны выделить кодовый сегмент для каждого клиента. Главный интерес данного кода заключается в том, что он основан не только на внутренних данных фирмы, но на общих данных, относящихся к каждой отдельной семье; привязка к сегменту регулярно обновляется, —
объяснял в интервью Арман Лаплие, исполнительный содиректор Dataxiom France. Регулярное обновление происходило за счет других клиентов, среди которых числились Фейсбук, ряд супермаркетов, интернет-сайтов, банков. Тем самым благодаря логике сбора и сопоставления данных, которые осуществлял Dataxiom, банк Марианны, ее страховая компания, ее супермаркет могли свести вместе все данные о ней – притом что она ни о чем не подозревала и тешилась иллюзией, что каждый ее счет никак не связан с другими.
Ясно, что в ее случае сетевая репутация, сведенная к ключевым словам и сопоставленная с семьюдесятью типовыми профилями Dataxiom, давала на выходе ярлык “ненадежная клиентка”, а не “храбрая молодая женщина, публично выступившая в защиту свободного интернета”. Профиль не учитывал контексты и нюансы. Механизм, призванный уничтожить дискриминацию, на самом деле ее усугублял. В Соединенных Штатах банки при рассмотрении некоторых кредитных заявок изучали ваших друзей на Фейсбуке: если кто-то из них оказывался неплательщиком, из этого следовало, что и вы можете им оказаться, и в кредите вам отказывали. Big Data усиливали любые формы дискриминации, замыкая вас в разработанные компьютером схемы. И самые уязвимые в конечном счете в очередной раз оказывались в черном списке.
Когда Марианна встретила Поля и Кристофа, они хотели защищать право на анонимность перед лицом политической власти. Но для запрета анонимности нового закона не потребовалось. Все они, будучи пользователями интернета, сами предоставили свои личные данные. Власть, которой в те времена обладали частные фирмы, теперь стала абсолютной. Причем власть такая, какой граждане никогда бы не наделили государство.
Величайший абсурд этой системы состоял в том, что она лажала. Dataxiom признавал, что 30 % данных могут быть неверными. Марианна входила в эти 30 % ошибок. Она не соответствовала профилю, который к ней привязали, но системе на это наплевать, и вернуться в свою страховую компанию у нее нет никакой возможности. Ей придется платить дороже за менее эффективное страховое покрытие, потому что так решила машина.
Но если отвлечься от ее частного случая, могла ли вообще эта система сработать верно? С помощью профиля людей превращали в механизмы – как будто неповторимую индивидуальность каждого, его человеческую особость можно выразить математической формулой. “Индивидуальные профили” – семантический нонсенс. По Бодрийяру, различие между копией и симулякром состояло в том, что последний не отсылает ни к какой реальности.
Она подняла голову и обнаружила, что уже семь утра. Скоро проснется Леони. Она уснула за компьютером, и теперь у нее болел затылок. Она встала и пошла в душ. Может, потому, что она оказалась в ванной, как накануне вечером, но в ее памяти снова всплыли слова Оливье. Стягивая шмотки, слой за слоем, она читала себе нотацию. Не нужно с ходу отметать все, что он наговорил. Она шагнула в ванну и, держа в руках головку душа, секунду постояла в стороне, дожидаясь, пока нагреется вода. Он был неправ, потому что говорил с ней жестоко, но ей хотелось отрешиться от собственной ярости по его адресу и рассмотреть его упреки вполне объективно. В глубине души ее потрясла нарисованная им картина. Она повесила душ на крепление и скользнула под теплую струю. Неужто у нее в самом деле настолько говенная жизнь? А по каким критериям оценивают жизнь, свою собственную жизнь? Если просто по степени благополучия, то Марианну ее мирное существование вполне устраивало. Но может, ее довольство проистекало из дурных причин, из чистого невроза? Можно ли считать признаком успешной жизни, если человек настолько комфортно вживается в свои неврозы, что даже находит в них удовлетворение? Да, верно, она редко бывает на людях. Она мало с кем встречается, а если встречается, то это встречи на одну ночь, которым она не придает никакого значения. Нет, вот что ее действительно задело (и в этом Оливье был прав), это что она предлагает ту же модель жизни Леони. Мать-одиночка, которая почти не выходит из дому и живет в полной автаркии. Марианна не хотела, чтобы дочь была похожа на нее; возможно, это знак того, что она на самом деле думает про свое существование.
Она взяла гель для душа и на секунду сосредоточилась на синтетическом запахе ванили. Понятно, что со стороны это выглядит просто убийственно. С тех пор как родилась Леони, она никому не позволяла встать между ними. Больше того, даже не хотела заводить второго ребенка, невольно представляя его себе чужаком, который нарушит их уединение. Ок, наверно, это не очень здорово. Но что теперь делать? В одном она была уверена: ей нужно работать. Вот в чем настоящая проблема. Она поняла это, когда ходила на интервью. Ей полезно выходить из дому, общаться в реале с новыми людьми. В ее случае все просто: проблема включала в себя решение.
