Заколка от Шанель - [41]

И пока черноволосая тетка в белых одеждах, поджав тонкие губы, сурово распространялась про астрал, откуда сыплется на наши бедные головы вся нечисть, раскрасневшаяся Золотарева ушла на кухню, где принялась греметь стаканами и шуметь водой.

– Куда это наша свидетельница запропастилась? – вдруг заволновался участковый Свиридов. – Пойду-ка посмотрю.

Вскоре из кухни донесся растерянный голос майора:

– Зоя Игнатьевна, что же вы все к бутылке-то прикладываетесь? Ведь виски «Чивас регал» – серьезная штука.

– Да ну что вы, Ярослав Сергеевич, – отвечала ему громогласным раскатом старшая по подъезду. – Это всего лишь настойка пустырника, ее Ахмед Мансурович всегда сам для Лейлы готовил, а теперь вот я при случае нервишки подправляю.

– Федор Антонович! – не унимался участковый. – Отправьте-ка эту бутылочку на экспертизу, пусть в лаборатории проверят, что там за пустырник.

Вернулись они через минуту. Сначала шла задумчивая Золотарева, за ней следовал участковый. И пока майор Свиридов заворачивал в газетку и передавал следователю Козелку литровую посуду с капельками от нервов, полковница таинственно понизила голос и шепотом произнесла:

– А ведь это я танцора выдающегося, Ахмеда-то Мансуровича, убила. Не нарочно, конечно, но только мне от этого не легче. Купила для него на рынке салаки копченой, а она возьми да и окажись несвежей. Он, сердешный, рыбки покушал, а к вечеру и помер. И с тех пор ко мне, почитай, каждую ночь является, смотрит глазами страшными и жалобно так спрашивает: «За что же ты, Зоя Игнатьевна, меня угробила?»

Наклонив голову набок, следователь Козелок внимательно слушал показания соседки потерпевшего. Рядом с ним, поигрывая свертком с бутылью, нехорошо поглядывал на старшую по подъезду участковый милиционер. Ее приятельница, госпожа Сусанна, жалостливо кивала головой на каждое слово рассказчицы. Когда та закончила говорить и, всхлипнув, опустилась на стул, Федор Антонович решительно забрал из рук у участкового бутылку с капельками от нервов.

– Срочно надо отдать в лабораторию на экспертизу, – озабоченно хмурясь, пробормотал он. – Я, пожалуй, прямо сейчас и поеду. Вы остаетесь, Ярослав Сергеевич?

– Момент, я тоже иду, – оживился майор Свиридов. – Один вопросик только выясню.

И, обернувшись к старшей по подъезду, участковый протянул Зое Игнатьевне обрывок черно-белой фотографии исполнителя этнических танцев и официальным голосом спросил:

– Зачем вы, гражданка Золотарева, порвали вот эту вот фотографию?

– Да, и где ее вторая половина? – уточнил следователь Козелок.

Тетка дернула богатырскими плечами и плаксиво затянула:

– Да откуда я знаю, где вторая половина фотографии? Ничего я не рвала, такая она на полу и валялась. Порванная. Но я и ее решила сжечь. Ко мне ведь не туземец в шкуре по ночам являлся, тот, которого с фото отчекрыжили, а только Ахмед Мансурович.

Пока мы со следователем Козелком и участковым Свиридовым внимали откровениям соседки убитого Семена Камальбекова, остальные участники нашей группы выполняли каждый свое поручение. Люська, например, с утра пораньше разоделась в пух и прах, уселась в свою алую «мазератти» и, следуя наставлениям Вениамина Палыча, отправилась в Институт стран Азии и Африки на Восточный факультет к заведующему кафедрой африканистики. Маститый ученый был старинным приятелем дяди Вени, и руководитель нашего разыскного проекта очень рассчитывал на его помощь.

Конечно, такой занятой человек навряд ли взялся бы самостоятельно просвещать Люську насчет расписной тыковки с останками экзотических гусениц. Но зато он мог посоветовать дельного специалиста по этому вопросу. В расчете на это и катила Люська в направлении Моховой улицы. Но стоило ей только зарулить во двор Института стран Азии и Африки, как под колеса ее алого авто попал рассеянный ученый. Молодой человек с журналом в руках, не отрывая затуманенного знаниями взгляда от страницы, сомнамбулически перся по проезжей части, как видно, напрочь позабыв, что на свете существуют такие досадные мелочи, как автомобили. С перепугу Люська дала по тормозам и отчаянно загудела, от чего ученый пришел в себя, остановился и выронил журнал из рук. Это только ухудшило ситуацию. Вместо того чтобы выпрыгнуть из-под колес, замученный наукой тип ловко поднырнул под капот все еще движущейся машины и принялся соскребать оброненную печатную продукцию с асфальта. Люська закрыла лицо ладошками и решила: «Будь что будет!»

Но в следующий момент в лобовое стекло постучали, и глубокий сочный баритон деликатно спросил:

– Эй, вы как там, живы?

На этот вопрос Люська не могла бы ответить с полной уверенностью, ибо пребывала в приятной прострации где-то между обмороком и сердечным приступом, вызванным крайней степенью испуга. И это свое непростое состояние по незнанию расценивала как клиническую смерть от разрыва сердца. Чтобы дать ответ, она осторожно отняла правую ладонь от лица и чуть приоткрыла один глаз. И тут же пришла в себя, теперь уже от нового потрясения. Попавший под «мазератти» господин вовсе не являл собой тот тип чокнутого профессора, который насаждают комиксы и детективные романы.