Заколдованные сказки - [59]

Возвращаясь в дом, Эппе натянул между деревьями верёвку, поднял с земли и аккуратно привязал за макушку виноградную лозу, которую как-то в благодарность принёс кирпичник Торрэ. Этот сорт винограда кирпичник хранил в секрете два десятка лет, чтобы сделать терпкое молодое вино с горчинкой для особого повода — свадьбы дочери.

Цветы для Ларии

В деревне Ий-Ман, спрятавшейся между тисовых рощ у самого подножья холма, не было ничего примечательного, кроме деревянной колокольни, свежей рыбы на утреннем рынке и старого тенистого айвового сада. Единственным, чем гордились все жители Ий-Ман, была большая цветочная клумба в огромной — в десять обхватов — глиняной кадке. Клумба стояла у мукомольного домика, но никто из деревенских не смог бы вспомнить, кто и когда вылепил эту серую кадку с гербом, который уже превратился в бесформенное витиеватое пятно, и тем более кто посадил там первые цветы.

Каждое второе лето солнце выжигало в Ий-Ман всё вокруг, не щадя ни клёнов, ни смородиновых кустов вдоль низеньких заборов, ни виноградника старого кирпичника Торрэ. И только цветы в клумбе стояли крепко и прямо, как оловянные солдатики в витрине магазина игрушек. Каждый мальчишка хотя бы раз тайком рвал с клумбы цветы, чтобы подарить соседской девочке, женихи вставляли в петлицы своих пиджаков бутоны карликовой ий-манской розы, которая росла только на этой клумбе, а невесты в ночь накануне свадьбы срывали несколько флоксов и карминовых лилий, чтобы сплести к утру свадебный венок, приносящий удачу.

Только старуха Луиссия, которую вся деревня считала странной, потому что та нанизывала рыбьи головы на каждый колышек своего бамбукового частокола, никогда не рвала цветов. Она обходила клумбу стороной и что-то шептала себе под нос. А когда её спрашивали, отчего она не возьмёт хотя бы один плакучий гладиолус, она крестилась, поминала святую Маргарет и приговаривала, что эти цветы отняли у неё сына. Но все знали, что Луиссия всегда жила одна в своём покосившемся домике у самого Корабельного мыса, на полпути до Карадаг, и только посмеивались над ней.

И если за айвовым садом и присматривал, пусть и спустя рукава, зять садовника, то клумба жила сама по себе: цвела и благоухала без всякого на то основания. Никто из жителей не занимался ею, не рыхлил в ней землю, не поливал и не удобрял прелыми айвовыми листьями. А если вечером какой-то очередной воздыхатель и срывал несколько стеблей гортензии, то назавтра вместо них вырастал ковёр восточного мака или кружевной примулы.

* * *

Каждый день после закрытия рыбного рынка рыбак Ирвин проходил мимо клумбы, мечтая, как придёт домой и снимет наконец рабочие брезентовые рукавицы, тяжёлые, набравшие тины рыбацкие штаны, искупается в ледяном озере Мао и выпьет горячего, сваренного на трескучей плите кофе.

Жена Ирвина Лария после третьего удара колокола на старой деревянной колокольне уже глядела в окно, чтобы первой увидеть мужа и начать хлопотать на кухне. После того как второй месяц подряд стаи серебристой кефали стали обходить бухту Ий-Ман стороной, Ирвин стал раздражительным и не терпел даже малейшей заминки в хозяйственных делах. Он строго следил, чтобы Лария вовремя подавала кофе, чтобы булочки со сливовым вареньем не были подгоревшими, чтобы сухое бельё на верёвках не болталось без дела и чтобы смешливая подруга Ларии — Миста — убегала всегда до того, как Ирвин переступит порог.

Весной, ещё перед свадьбой, Ирвин, кажется, был совершенно другим, он играл ей на мандолине, рассказывал о бабушке и о детстве, которое провёл за Холмом, и всегда, провожая Ларию до дома, помогал ей нести плетёную корзинку с инжиром и медовыми сотами.

Сегодня, проходя мимо клумбы, Ирвин вдруг вспомнил, что до свадьбы он всегда срывал несколько цветков для любимой Ларии. Ирвин остановился и посмотрел на маки, разлившиеся в самом центре клумбы. Он думал о том, как подолгу они с Ларией гуляли по айвовому саду, без причины смеялись за обеденным столом, и он не ругал её за вытекающее из булочек сливовое варенье. Но срывать маки для Ларии ему почему-то не захотелось.

“Зря я стал так холоден и строг к ней”, — подумал Ирвин и в ту же секунду увидел, как цветы задрожали, зашуршав лепестками, будто от порыва ветра, а стебли стали как будто немного сочнее. В середине клумбы, в окружении маков, возвышался очень красивый бордово-красный цветок с игольчатыми лепестками и жёлто-синей сердцевинкой.

“Странно, что я его не заметил”, — подумал Ирвин. Цветок был выше остальных и стоял, наклонив тяжёлый бордовый бутон. Ирвин даже не понял, как руки потянулись и сорвали этого красавца. Он нёс цветок домой, чтобы подарить жене. У поворота к их с Ларией домику Ирвин поднёс к носу желто-синий бархатный зрачок, окружённый бордовыми ресницами лепестков, и вдруг понял, что жена недостойна такого подарка. Наверняка булочки снова подгорели, бельё почём зря треплет ветер, да и кожа на её руках уже не такая шелковистая, как была раньше. Ирвин замедлил шаг и раздумывал, что же ему сделать с цветком. Он остановился, немного покрутил его между пальцами, зажмурился и со вздохом бросил цветок за соседский забор.