Заколдованная - [35]

Этого было достаточно, чтобы смутить дух человека. Было также видно, что и лошади это совсем не по душе. Или, может быть, животное просто не привыкло носить двух седоков.

— Его нигде не видно, — сказал Дункан, снова оглянувшись.

— Бедный Эгберт, — откликнулась Эмбер, но тон, каким были сказаны эти слова, показывал, что ее все это скорее забавляет, нежели тревожит. — Эрик страшно рассердится.

— «Бедный Эгберт» спит себе по ту сторону горной гряды, — проворчал Дункан. — Лежит, раскинувшись в поле, под теплыми лучами солнца, не знающего, что лето ушло. Разве это такая уж тяжкая судьба?

— Будет тяжкая, если узнает Эрик.

— Если юный оруженосец хотя бы наполовину так умен, как ленив, он не скажет Эрику, что уснул.

— Если бы Эгберт был настолько умен, то не был бы так ленив.

Дункан рассмеялся и крепче обхватил правой рукой гибкую талию Эмбер Левой рукой он держал поводья. Руки Эмбер лежали поверх его рук, словно ей была приятна просто теплота его тела.

— Но ведь мы оставили твоего коня И написали, чтобы он ждал нас.

— Ты уверена, что он умеет читать?

— Лучше, чем писать, как говорит Кассандра.

— Так он и писать умеет? — удивленно спросил Дункан.

— Плохо. Эрик иногда теряет надежду, что сможет когда-нибудь научить его подсчитывать урожай, скот и налоги.

— Тогда почему он не отошлет мальчишку обратно к отцу?

— У Эгберта нет отца. Эрик подобрал его у дороги. Его отца убило упавшим деревом.

— У Эрика привычка такая — подбирать потерявшихся людей и заботиться о них?

— Если они не могут позаботиться о себе, кто-то же должен это сделать.

— Значит, поэтому ты и выхаживала меня? — спросил Дункан. — Из чувства долга и сострадания?

— Нет.

Эмбер вспомнила, что она почувствовала, когда впервые прикоснулась к Дункану. Удовольствие было таким острым, что она от неожиданности отдернула руку. Потом снова коснулась его.

И отдала ему свое сердце.

— С тобой все было иначе, — тихо произнесла Эмбер. — Прикасаться к тебе было мне приятно.

— Тебе это приятно и до сих пор?

Заливший ее щеки румянец лучше всяких слов ответил на вопрос Дункана.

— Я рад, — сказал он. — Ужасно рад.

Еле ощутимыми движениями своих сильных рук Дункан придвинул Эмбер еще ближе к себе. Жадная тяга к ней, которая никогда не покидала его надолго, заставила тело налиться ожиданием и предчувствием, несмотря на укоры совести.

Он не должен соблазнять ее, пока у него не появится больше ответов на неясные вопросы из прошлого.

Неведомые обеты мучили его.

И все же… и все же.

Было необыкновенно приятно ехать верхом по осенней земле, когда косые желтые лучи солнца греют лицо, а в объятиях доверчиво покоится янтарная фея.

— Солнце, — прошептала Эмбер. — Вот нежданное чудо!

Она подняла руки и опустила шерстяной капюшон. Материя цвета индиго упала складками по ее спине и плечам, позволяя нежному золотому теплу солнечных лучей ласкать ее голову.

— Да, — отозвался Дункан. — Настоящее чудо. Но эти слова похвалы предназначались скорее Эмбер, чем солнечным лучам.

— Твои волосы, — пробормотал он. — В них тысячи оттенков золотого света. В жизни не видел ничего более прекрасного.

У Эмбер перехватило дыхание и легкая дрожь пробежала по всему телу. Она чувствовала, как желание Дункана зовет и притягивает ее. Больше всего ей хотелось завернуться в его силу, будто в живой плащ, непроницаемый для окружающего мира, и отдать ему себя в таинственной тишине, которую никто другой не сможет нарушить.

Но ей нельзя отдавать ему себя.

Всем сердцем, душою и телом.

— Эмбер, — шепотом окликнул ее Дункан.

— Что? — спросила она, подавляя в себе ответную дрожь.

— Ничего. Мне просто нравится шептать твое имя в эти дивные волосы.

Упоительная теплота охватила Эмбер. Не думая, она подняла руку и погладила Дункана по щеке. Ей была приятна чуть шероховатая кожа, где под самой поверхностью рождалась щетина бороды. Ей была приятна сила руки, обвивавшей ее талию. Ей были приятны теплота и упругость его груди.

Весь Дункан был ей приятен до глубины души.

— Ни один мужчина не сравнится с тобой. Эмбер не знала, что произнесла эту мысль вслух, пока не почувствовала, как вздрогнуло сильное тело Дункана.

— И ни одна женщина не сравнится с тобой, — прошептал он, целуя ладонь ее руки.

Когда Дункан склонился, чтобы прижаться щекой к волосам Эмбер, его обволок нежный аромат солнечного света и вечнозеленых растений. Она пахла летом и теплом, сосновой хвоей и чистым ветром.

Это был единственный в своем роде запах — запах янтаря и Эмбер. Он не мог им надышаться.

Эмбер услышала перебой в дыхании Дункана, уловила то острое наслаждение, которое доставляло ему уже одно ее присутствие, и ей страстно захотелось быть свободной от всяких пророчеств.

Но это было невозможно.

— Жалко, что это тепло долго не простоит, — сказала Эмбер прерывающимся голосом.

Дункан пробормотал что-то неразборчивое, уткнувшись носом в прядь волос на затылке Эмбер.

— Эрик был прав, — продолжала она задыхающимся, почти испуганным голосом. Будет гроза. Но ее приближение лишь заставляет еще больше ценить солнечный свет.

Дункан неохотно поднял голову и посмотрел на север. Там висела густая гряда облаков, оттесняемая южным ветром. Небо было похоже на сапфировую чашу, опрокинутую над утесами, — их каменистые вершины уже надели жемчужно-белые облачные клобуки.