Еще через час он подошел к деревне. На улице, раскисшей от дождя, никого не было. Вот и дом. Зубов поднялся на крыльцо, слабо пошаркал ногами и вошел внутрь.
При виде его хозяин крякнул и сказал жене:
— Маша, достань-ка быстро…
Зубов проглотил спирт и часто задышал.
— А остальные ваши где? — спросил хозяин.
— Там, — сказал Зубов, неопределенно махнув рукой. — Продукты нужны, Иван Андреич. И потом, мне надо позвонить в Матигоры, начальнику, — вяло договорил Зубов, сморщился и, не удержавшись, чихнул.
— Я позвоню, — сказал хозяин, выходя.
— Я что — спал?
— Вот продукты, — сказал хозяин и показал на мешок. — И сдача.
Зубов, сидя на печке, вспоминал фамилию хозяина. Вспомнил: Гребешков. Иван Андреевич Гребешков, конюх. И он еще раз чихнул: простудился все-таки.
Хозяйка сказала:
— Я тут одежду вам положила.
На лавке действительно лежала одежда — нижняя рубаха, рубашка в полоску, штаны… На полу стояли смазные сапоги.
— А ваше пусть сушится.
— Спасибо, — сказал Зубов и стал одеваться. Одевшись, сказал:
— Ну что, проводите меня, Иван Андреевич?
Гребешков достал из кармана тряпочку и аккуратно высморкался.
— Воскресенье сегодня, — сказал он. — Отдыхать, стал быть, надо.
— У нас там все лежат. Надо б помочь. — Он вспомнил, что остался за начальника, и предложил: — А хотите на работу к нам? На два-три дня. Четыре рубля в день, с председателем я договорюсь.
— Это как же так? — спросил Гребешков недоверчиво.
— Я пока за начальника, — пояснил Зубов. — Вы ему звонили?
— Начальник ваш третьего дня уехал в Архангельск.
«Так, — подумал Зубов. — В Архангельск. Ладно. Пусть едет. Хоть в Америку. В Архангельск уехал… — Он понял, что надо торопиться. Быстрей отсюда! От еды его мутило, а от спирта бросало в сон. — Поторапливайся, Зубов». Он чувствовал, что если сейчас же не уйдет, то ляжет прямо на пол и не двинется с места еще трое суток. Гребешков все сидел.
— Ну, — сказал Зубов, — я пошел. У вас плаща не найдется?
— Возьмите этот вот, черный, — поспешно сказала хозяйка.
Зубов поднял мешок — в нем было меньше пуда — и покачнулся. Не оборачиваясь, спросил: «Так вы не решили?» Женщина метнула на мужа яростный взгляд. Потом она сказала:
— Человеку-то помочь надо.
— Всю неделю лес возил, — ответил Гребешков.
Зубова еще раз качнуло, и он вышел.
Он шел по улице на край села. За ним увязалась собака. Собака была в недоумении. Все — и сапоги, и штаны, и плащ — пахло хозяином. И все-таки это был не хозяин. Кто же это? Собака остановилась и нерешительно зарычала. Потом повернулась и побежала домой.
Зубов даже не оглянулся. Он шел и шел вперед. Мешок за его спиной весил десять тысяч тонн.
Гребешков догнал его у опушки.
— Ладно, — сказал он. — Я вас провожу вкруг болота. Есть здесь поближе путь.
Зубов достал пять рублей — это за сегодня.
— Не надо, — сказал Гребешков и отвел руки за спину. И через минуту: — А мешок давай сюда, — скомандовал он, — и идите вслед.
Зубов отдал мешок и побрел вслед, спотыкаясь и засыпая на ходу.
Обратный путь они проделали удивительно быстро, но где они шли и что попадалось им на пути, — этого Зубов так и не мог потом вспомнить. Он старался только не потерять из виду широкую спину Гребешкова. Только ее одну он и запомнил.
— Ну вот и пришли, — сказал Гребешков. — Вон просека.
Тогда Зубов вышел вперед и вступил на просеку первым. Он долго смотрел, покачиваясь из стороны в сторону, и пытался понять, в чем дело. Гребешков осторожно дышал сзади.
— А где палатки? — тупо спросил вдруг Зубов.
Гребешков перестал дышать. Палаток не было. Ничего не было — только зола от костра и навес с лошадью, а палатки, люди исчезли — все исчезло. Только лошадь осталась…
У Зубова подломились колени. Машинально он сделал несколько шагов и сел. Он сел за стол, тот самый, что стоял у них в палатке. И вот только тогда, когда он сел, уткнув подбородок в ладони и бессмысленно глядя перед собой в пространство, он увидел на столе надпись. Ровным своим почерком начальник написал прямо на столе черной масляной краской, какой они обычно надписывали репера и осевые столбы:
«Мы улетели. Ждем тебя в Архангельске, в «Интуристе», не опоздай на Зинину свадьбу. Петров».
А немного ниже корявой рукой была сделана приписка:
«Не забудь про кобылу. Фед.»
Зубов обернулся — Гребешков, стоя у навеса, отвязывал лошадь. Взгляды их встретились.
— В обрат пора, — сказал Гребешков и задавил ногой окурок.
Зубов поискал и нашел то, что ему хотелось найти. Это был тюбик с черной масляной краской под названием «сажа газовая». И кисточка. Он осторожно положил их в карман. Теперь ему оставалось только встать и пойти. Встать. Он крепко держался руками за стол. Кто-то невероятно громадный разматывал земной шар, как клубок шерсти. Он все-таки встал. А когда встал, то почувствовал, что теперь дойдет куда угодно, даже если придется шагать пешком до самого Марса.
И в эту минуту дождь кончился.
1962—1963
