Заключённый с боевиками ИГИЛ - [7]

Однако от того, что я услышал через мгновение, у меня по коже забегали мурашки.

Следователь нажал кнопку на моём ноутбуке, и я услышал в динамиках знакомый голос: «Сейчас мы находимся в Нубийских горах…» Голос принадлежал моему коллеге по служению. «Почему на моём внешнем жёстком диске видео 2011 года?»

…В начале Второй гражданской войны в 2012 году, в горячо оспариваемых Нубийских горах, я вместе с другими христианскими лидерами отправился в Нубас, чтобы задокументировать военные действия и предложить помощь преследуемым христианам, которые годами вели христианскую миссионерскую работу в горном регионе, отделяющем Судан от Южного Судана — работу, которую правительство Судана считает противозаконной.

Один из наших рейсов, доставлявших помощь в Нубийские горы, стал последним, которому было разрешено приземлиться. Вскоре воздушное пространство было закрыто, а взлётно-посадочные полосы — разбомблены. Начиная с 2011 года, правительство Судана ограничивало этот вид помощи, и мне было известно, как жестоко оно преследовало нарушителей. В течение более пятнадцати лет по приказу президента Башира Нубийские горы постоянно подвергались бомбардировкам. Однако лишь недавно Организация Объединённых Наций начала прислушиваться к людям, которые сообщали об этих бомбардировках, — таким людям, как мой друг, чей голос сейчас звучал на видео, которое мне демонстрировали. «Но как же это видео попало на мой ноутбук?»

Затем прокурор положил на стол фотографию двух мужчин, сидящих внутри фюзеляжа самолёта. Я сразу узнал фото и, присмотревшись, заметил надпись внизу: «Направляемся в зону военных действий».

Внезапно всё стало ужасающе ясно. Национальной разведывательной службе удалось восстановить удалённые видео и фотографии с моих внешних жёстких дисков — тех, которые я использовал для перенесения видео и фотографий с моего предыдущего ноутбука в зашифрованный раздел жёсткого диска нового ноутбука. Они также нашли способ восстановить удалённые цифровые изображения тела Али, которые я сделал в последний вечер своей текущей поездки, незадолго до ареста.

— Как зовут этого человека? — спросил следователь, указывая на фотографию молодого студента-христианина.

Я отказался отвечать, задаваясь вопросом, как они могли получить доступ к удалённым фотографиям. Затем мной овладело леденящее ощущение, быстро распространяющееся по шее и позвоночнику, и ужасно заныло в животе. «Я уверен, что удалил фотографии, однако не очистил карту памяти SD-камеры при помощи специальной программы, которая сделала бы невозможным восстановление файлов». Мужчина вытащил лист бумаги и начал читать список имён. Я сразу понял, что имена были взяты из контактов в моей учётной записи в скайпе. Разведывательная служба получила доступ к ней и использовала мои контакты, чтобы отследить мои связи с сотрудниками «Голоса мучеников» и других христианских организаций.

Теперь я осознал, что у меня определённо большие проблемы. Мне было известно, что правительство Судана вполне может заполучить веские аргументы против меня, потому что в глазах его жестокого закона те, кто занимаются таким христианским служением, считаются не только шпионами, но и врагами государства.

5

Несколько часов спустя меня вернули в комнату для допросов, и я увидел разбросанные по столу фотографии. Там были десятки снимков, на которых я входил в отель «Парадис», выходил из него, пересекал вестибюль, ел в «Озоне», посещал разрушенную церковь. В течение последних четырёх дней власти Судана, как оказалось, наблюдали за мной, вели слежку и документировали всю мою деятельность в Хартуме. Следователь показал мне ряд фотографий с зеленоватым оттенком, сделанных камерой ночного видения. «За мной следили днём и даже ночью». Я был встревожен и очень разволновался, однако упорно пытался сохранять спокойный вид.

Наконец следователь вытащил SD-карту и триумфально бросил её на стол. Карта памяти была защищена паролем и содержала копии моих финансовых отчётов. Я носил её в кошельке, когда путешествовал, чтобы иметь возможность своевременно обновлять финансовую информацию. Однако для следователя разведывательной службы эта карточка была ещё одним доказательством моей принадлежности к шпионской организации.

— Пожалуйста, позвольте мне связаться с посольством, — снова попросил я. — Позвольте мне связаться с моей семьёй.

Не отвечая, следователь провёл меня обратно в комнату ожидания, а через несколько часов опять забрал, чтобы провести очередной быстрый допрос. Так продолжалось до конца дня, а потом — до поздней ночи. В печали и молчании я ожидал, зная, как будет волноваться Ванда, и удивлялся, насколько плоха была моя ситуация. Чтобы нарушить однообразие и позволить мне размять ноги, следователь позволил мне перейти на лестничную площадку. Было около полуночи, но здание Национальной службы разведки Судана всё ещё кипело активностью, и я то и дело наблюдал, как сотрудники поднимались и спускались по лестнице.

Пока я ждал, я думал о своих родителях, которые годами подвергались гонениям в коммунистической Чехословакии за то, что были христианами. Я родился в христианской семье в 1960-е годы во времена коммунизма, когда моя страна была частью так называемого Восточного блока и была в сфере влияния Советского Союза. За десятилетие до моего рождения христиане подвергались ужасным пыткам, тюремному заключению и часто смерти во всей оккупированной коммунистами Европе. Это было время, когда правительство сильно преследовало нас и запрещало исповедовать нашу веру за пределами утверждённых и контролируемых государством церквей.