Заключённый с боевиками ИГИЛ - [23]

Меня перевели в «холодильник».

14

Я сделал шаг в пустую камеру и сразу же ощутил на себе сильный поток холодного воздуха. В камере стояли металлические нары без матраса, покрытые засохшей человеческой кровью. В туалете было грязно, водопровод отсутствовал. Я вспомнил о своём одеяле и подумал, что температура в моей новой камере — градусов десять. «Ночь будет холодной!» Я понимал, что перевод в «холодильник», вероятно, был актом мести со стороны надзирателей, которым начальник тюрьмы из-за меня сделал выговор. Я напрягся, осознав, что теперь они точно покажут мне, на что способны.

После длительного пребывания в тюрьме мою голову начали покрывать короткие седые волосы. Я обернул свою запасную рубашку вокруг головы, чтобы согреть её. Снова порывшись в пакете, я достал запасную пару брюк. У меня не было куртки, поэтому я использовал их, чтобы прикрыть голые руки.

Всю ночь я ходил из угла в угол и если переставал двигаться, то моментально замерзал. Один раз я попробовал сесть на единственный, стоящий в комнате стул, но леденящий металл, прикасаясь к моим ногам, ещё больше морозил меня.

Однако в разгар моих мук я получил и благословение: впервые с тех пор, как я прибыл в тюрьму, я мог побыть один. «Я могу говорить вслух!» Я прославлял Господа за моего отца и задавался вопросом, окружит ли меня Бог ангелами, как Он делал это во время заключения Ричарда Вурмбранда. Когда я размышлял о Ричарде и его четырнадцатилетием тюремном заключении, начало происходить нечто странное.

Необычное ощущение, как будто кто-то закутывает меня сзади в тёплое пальто, распространилось по телу, и восклицание «Мой Господь, мой Бог!» спонтанно вырвалось из моих уст. Это был Господь. Он согревал меня. Несмотря на то, что это одиночное заключение должно было быть наказанием, я чувствовал, что это было моё первое освобождение в стенах тюрьмы! Впервые за два месяца я мог молиться вслух!

Всю ночь я пытался петь христианские песни. Когда мне было пятнадцать лет, я выучил замечательный гимн «Тебе да будет слава», гимн, мелодию к которому написал Георг Фридрих Гендель. Я пытался вспомнить мелодию и петь слова, когда был ещё со своими сокамерниками из ИГИЛ, однако раньше мне на память никак не приходило больше первых трёх-четырёх слов. И тут вдруг, в одиночном заключении, с моей памятью произошло чудо. Святой Дух мгновенно напомнил мне две первых строфы этого величественного гимна. Я почувствовал себя поэтом, получившим вдохновение, и пишущим, пишущим, за несколько минут заканчивающим своё прекрасное произведение. Я продолжал в вере громко петь строфу, пока Бог не давал мне следующую. Я был уверен, что надзиратели и другие заключённые думали, что я сошёл с ума уже в первую ночь одиночного заключения.

На следующее утро поток холодного воздуха, наконец, остановили и мне принесли моё одеяло. Я понюхал его и ощутил запах пота другого заключённого. Я знал, что ночью им пользовался кто-то ещё. Тем не менее я был рад вернуть своё одеяло.

К тому времени, спустя три недели после окончания голодовки, я почувствовал сильную жажду, однако из крана мне капнула только капля воды. Я обнаружил в своём полиэтиленовом пакете стаканчик йогурта, оставшийся от добавки к завтракам, назначенной мне после голодовки. Я съел йогурт и использовал стаканчик, чтобы собирать в него капли воды. Это занятие заняло не менее пятнадцати минут, и вот он, наконец, наполнился.

Шаг за шагом Господь показывал мне, что делать дальше. Сначала я начал поиски причины блокировки потока воды. Господь повёл меня в тёмный угол туалета, где у основания унитаза я обнаружил запорный клапан. Он был закрыт, а у меня не было ничего, что я мог бы использовать, чтобы открыть это. Я начал искать в мусоре на полу что-то, что позволило бы открыть клапан. Наконец я нашёл кусок металла и направился обратно в туалет. Когда я повернул клапан с помощью этого куска металла, вода свободно потекла в туалет и наполнила унитаз. Затем я нашёл небольшую полоску ткани и погрузил её в воду, которая теперь свободно текла из крана. Используя влажную ткань и своё тюремное мыло, я продезинфицировал всё тело.

Как только моё тело стало чистым, я переключил внимание на камеру. Я работал целый день, и, наконец, мне удалось удалить с нар пятна крови. В конце концов, я посчитал их достаточно чистыми, чтобы застелить одеялом.

Перевод в одиночную камеру стал для меня частичной свободой. Члены ИГИЛ всегда боялись оказаться в одиночном заключении и знали, что если заключённый проведёт там дольше недели, то потеряет рассудок. По этой причине надзиратели, которые из-за страха исполняли желания заключённых боевиков, никогда не держали их в одиночестве более двух-трёх дней.

Для меня, однако, одиночное заключение было временем, когда ко мне вернулась память. Я вспомнил песни, которые мы пели во времена коммунистических гонений. Я начал вспоминать стихи из Писания, которые выучил наизусть, когда был ещё совсем молодым. Все эти воспоминания вернулись ко мне как раз в нужное время, именно тогда, когда мне это было больше всего необходимо. На третий день Святой Дух напомнил мне последний куплет из гимна «Тебе да будет слава». Обычно на каждую песню уходило не менее недели-двух, но в итоге я смог вспомнить слова многих гимнов.