Заключенный на воле - [9]

«Походка всегда одна и та же. Ходит один человек. А как же приводят и уводят других заключенных?»

Этот вопрос не давал Лэннету покоя. А есть ли здесь другие заключенные? Он пока что не слышал ни одного.

«Как долго они могут держать человека в таких условиях?

Что может помешать им сделать все, что они захотят?

Им. Они. Кто — они?»

Четыре дня. Или пять? Лэннету хотелось завыть, броситься с кулаками на лживые стены, отказывающие ему в праве на человеческое достоинство. В этом безмолвии глохли даже мысли. Минуты и часы теряли свою протяженность, и время становилось чем-то бесконечным и непознаваемым.

Гордость заставляла Лэннета держаться. Гордость и упрямство. Пока что заставляли.

Но каждый раз, когда капитан открывал глаза и видел, что вокруг ничего не изменилось, его отчаяние становилось все сильнее. Лэннет начинал понемногу сходить с ума. Ему казалось, будто по нему бегают какие-то невидимые насекомые. Когда это произошло впервые, Лэннет пытался углядеть их. Теперь он просто их смахивал. Капитан знал, что там ничего нет, но боялся, что в противном случае его сознание придумает что-нибудь еще.

Неужели тюрьма начала побеждать?

Какая тюрьма? Где он?

На глазах у Лэннета закипели слезы. Слезы унижения и гнева. Когда-то его называли храбрым человеком. А теперь вот такое… Четыре дня? Нет, по крайней мере пять. Точно, пять.

Тень. Тень в углу. Шагов не слышно. Лэннет подался вперед, привстав со стула. Натянутые мускулы задрожали от напряжения. У капитана резко пересохло во рту.

В щели показался край подноса с едой. Когда же он целиком оказался в камере, Лэннет с удивлением увидел, что на этот раз на подносе вместо еды лежит свернутая ткань. Чей-то голос произнес:

— Наденьте маску и туго завяжите.

Лэннету отчаянно не хватало общения, и он всей душой потянулся навстречу этому голосу. И все же даже сейчас какая-то часть рассудка призвала его к осторожности. Во-первых, голос исходил из спрятанных где-то динамиков; он шел отовсюду, и частично перекрывающиеся звуки сбивали слушающего с толку. Помимо психологического дискомфорта, это тут же вызывало вполне резонный вопрос: зачем, собственно, понадобилось подобное давление?

Подобрав с подноса глухую, без прорезей маску, Лэннет натянул ее на голову. Руки капитана пытались задрожать, но Лэннет пресек эти поползновения. Закончив, Лэннет спросил: «Что дальше?» — и с гордостью отметил, что голос его тверд и спокоен.

— Не шевелитесь. Вас отведут, куда следует. Не двигайтесь до тех пор, пока вам не прикажут. В противном случае вы будете строго наказаны. И сохраняйте молчание.

Послышался какой-то шум. Что это? Открывающаяся дверь? Шорох шагов? Сильные руки ухватили Лэннета за запястья и плечи; два человека, по одному с каждой стороны.

— Встаньте прямо.

Снова те же потайные динамики. Лэннет осторожно выпрямился, и его провели через дверь. Снаружи химией не воняло. Здесь, как водится, пахло обычной дезинфекцией и воском. От державших Лэннета людей пахло мылом, одеждой, потом. Это было настоящим чудом, почти таким же прекрасным, как возможность увидеть что-то новое. Капитана развернули вправо. Неожиданно свет, проникающий через ткань маски, значительно усилился. Лэннет решил, что это, должно быть, тот самый фонарь, висящий над его камерой. Значит, он не ошибся — там и вправду находится источник света. Лэннет поздравил себя. Он счел это открытие настоящей победой. Его тюремщики не были непогрешимы.

Он победил их один раз, победит и в другой. Победит.

Сандалии Лэннета звонко шлепали по ровному и твердому полу. Конвоиры же продолжали шаркать, хоть и очень тихо. Значит, на них обувь с мягкой подошвой. Специально для того, чтобы держать других заключенных в неуверенности и напряжении. Интересно, а что будет, если он закричит?

Лэннета снова развернули вправо. На этот раз отрезок пути оказался более коротким. Еще один поворот направо, и Лэннет почувствовал, что хватка конвоиров усилилась. Капитан напрягся, попытавшись воспротивиться. Но тут же раздалась команда: «Усыпить!» — и укол ожег бедро Лэннета болью. Лэннет взвыл. Его правая рука уже повисла, словно плеть, и он попытался левой сорвать с головы маску.

И отключился прежде, чем успел прикоснуться к ней.

Сознание вернулось вместе с неспешным, сверхъестественным восприятием времени и потоком разрозненных ощущений. Он сидел в кресле. Вокруг царил полумрак — или даже скорее темнота. Лэннет несколько раз моргнул, дабы убедиться, что дело в здешнем освещении, а не в его глазах. В пересохшем рту чувствовался отвратительный горький привкус. Внезапно Лэннета принялось охватывать забытье, и капитан, испугавшись, что сейчас опять потеряет сознание, издал сдавленный хрип. Действительно ли он спал?

Но этот приступ сонливости длился недолго, и Лэннет быстро пришел в себя. Капитан отметил, что полумрак в помещении поддерживается нарочно — видимо, чтобы он не узнал наверняка никого из сидящих вокруг людей. Затем, попытавшись усесться поудобнее, Лэннет обнаружил, что привязан к креслу. Один ремень стягивал его грудь, еще несколько обвивали лодыжки, запястья и бицепсы. Лэннет, понемногу увеличивая усилия, тайком испробовал на прочность ремень, обхватывающий правое запястье. Тот оказался не податливее стали.