Заклятые пирамиды - [31]

Было с чего хандрить, на вокзал он отправился прямо с поминок. Салойм Кревшевехт, бывший однокурсник. На сей раз не убийство: бедняга Салойм утопился в Лилейном омуте. Кто бы ждал от него такой дурости… Поговаривали, что во всем виновата его любовница, попрекавшая Кревшевехта незавидной должностью в Ложе и скромными размерами жалованья. Вот он и решил, что докажет – и ей, и всем остальным. Олух несчастный. Коллеги гадали, куда он запропастился, а потом, когда сторожа Лилейного омута в очередной раз подняли трал, все и разрешилось.

В студенческие годы Салойм одалживал у Орвехта мелкие суммы денег на пропитание и списывал контрольные. Недалекий был человек, хотя и способный к магии, до зрелых лет сохранивший щенячью доверчивость и в придачу к ней, как выяснилось, больное самолюбие.

На поминках Суно скрутила тоска. Джамо Фрелдон, Салойм Кревшевехт – не сказать, что они были ему близкими друзьями, но он приятельствовал с обоими, а теперь они ушли безвременно и безвозвратно, и вместо них осталась прозрачная пустота, словно неощутимая вода вечности заполнила образовавшиеся лунки.

Он был пьян и высказал это вслух сидевшему рядом Шеро, добавив, что охрана Лилейного омута никуда не годится, вечно там топится кто не надо.

– Это не беда, если по крупному счету, – угрюмо отозвался старший коллега. – Беда будет, если там однажды… Ладно, пес с этим омутом. Туда уже послали очередную инспекцию, растяпам не поздоровится.

Говорил он негромко, только для Суно, сотворив чары против чужих ушей, ибо речь шла о вещах запретных и секретных, а народу на поминальное застолье всякого понабежало.

Глядя на ползущие за окном мезрийские пейзажи с первой травкой, серыми прошлогодними стеблями и россыпями крокусов, Орвехт подумал, что причиной случившегося с Салоймом несчастья стало отсутствие самодостаточности. Доказать себе. Доказать вздорной бабенке. Доказать тем, кто не оценил тебя по достоинству. По возвращении в Аленду стоит побеседовать на эту тему с Дирвеном: мальчишка тоже из тех, кто всю жизнь кому-то что-то доказывает. Раз уж Суно теперь за него отвечает, придется наставлять, никуда не денешься.

Когда поезд прибыл в Аньону, Орвехту стало не до того. Ощущение, что ты очутился то ли в ловушке, то ли под незримыми сводами, которые того и гляди обрушатся на голову, накрыло его сразу, едва он вышел вместе со своими спутниками на залитую солнцем площадь перед одноэтажным зданием провинциального вокзала.

Эдмар пошел на поправку. Стараниями молодого мага-языковеда, который отбыл в Паяну вместе с остальными коллегами, он теперь довольно сносно владел молонской речью и продолжал практиковаться, разговаривая с Зинтой. Читать он учился по брошюре почтеннейшего Аломпа Сенкофеда «Мои семь «нет» идивидуализму», и надо было видеть, какое насмешливо-несчастное выражение играло на его лице, когда он корпел над этой во всех отношениях благодетельной книжкой.

Ожог заживал быстрее, чем Зинта рассчитывала. В конце концов она уловила, что ее пациент сам себя лечит.

– Я умею, – подтвердил тот, когда она об этом спросила. – Я с детства знал, что я маг. У нас маги встречаются редко, но все-таки они есть, и некоторым вещам меня научили.

Он слегка сощурился, не то с досадой, не то с вызовом, но как будто это было адресовано не сидевшей напротив лекарке, а кому-то другому, далекому.

– Тебя что-то беспокоит?

– Да нет… Видишь ли, они стали меня учить, когда поняли, что это будет безопасней для окружающих, чем оставить все на самотек. Только после этого.

– Наверное, у них были на то причины?

– Наверное, – он состроил гримасу, словно кого-то передразнивая.

Зинте захотелось его одернуть, но вместо этого она поинтересовалась:

– Как зовется твой мир?

– Нез. Люди там живут уже много столетий за компанию с местным народом, а собственный мир людей называется Земля.

– Это разные страны?

– Планеты. Разные миры в межзвездном пространстве.

Картина, которую он нарисовал, была настолько причудлива и ни на что не похожа, что верилось с трудом. Может, плетет небылицы, как последний поганец, пользуясь тем, что его слова никак не проверишь?

Зато когда Зинта принялась объяснять, что затянувшееся недомогание Эдмара происходит в том числе оттого, что она позволила невидимой без мелкоскопа болезнетворной мелюзге проникнуть в его плоть, но не в полной силе, а под контролем, благодаря чему в будущем он уже не заболеет, он неожиданно быстро ухватил суть:

– Я понял, вакцинация. У нас тоже так делают, но не с помощью магии, а вводят сыворотку. Тогда все в порядке, а то я уж боялся, что ваши бациллы и вирусы меня прикончат. Ты врачевательница-маг?

– Я не маг, просто лекарка, но надо мной простерла свою длань Тавше Милосердная, поэтому я могу то, что не каждому магу доступно. Только это не моя заслуга, а дарованная мне милость богини.

– Я тоже думал о том, чтобы стать лекарем, – с ноткой грусти сообщил Эдмар. – Была одна причина по имени Мар… Я никак не мог выбрать, на кого пойти учиться, на токсиколога или на дизайнера, и тут бабкины убийцы все мои планы перемешали.

– Ох, говори по-молонски, а то я опять тебя не понимаю.