Заклятое золото - [11]

Однако девочка вырвалась от него и с громким криком: «Мама, мама!» побежала навстречу даме, показавшейся на горе. Дама задыхалась и едва держалась на ногах от волнения; она порывисто прижала девочку к своей груди.

— Успокойтесь, пожалуйста, ничего не случилось, — старался утешить ее нотариус.

Следовавшая за ней дама тоже вполголоса уговаривала ее:

— Успокойся, Вильма! Мы ведь еще снизу видели, как вот этот господин подхватил Лизбету…

— Майор Гартмут, — представил майора Трейман. — К счастью, он был поблизости, когда малютка сорвалась и упала.

Молодая женщина молча протянула руку спасителю ребенка.

— Что вы, об этом не стоит и говорить! — отклонил Гартмут ее немую благодарность. — Да и сама малютка проявила столько мужества, не выпустив из рук куста, на котором повисла.

Это заявление заметно успокоило Вильму; она познакомила обоих мужчин со своей кузиной Эдитой Марлов и пояснила, что шла сюда с ней, чтобы показать крепостной курган.

При слове «Марлов» майор насторожился, а Трейман почтительно раскланялся; услышав, что она желает познакомиться с историей старого замка, он быстро вернулся к своей любимой теме средневековья и повел Эдиту осматривать развалины.

Между тем Вильма устало опустилась на каменную скамью; майор предпочел присоединиться к ее обществу и вступил в милую беседу, так что, когда Эдита со своим гидом снова вернулась к ним, они уже успели стать добрыми друзьями.

Дамы стали прощаться. Гартмут, разумеется, получил приглашение побывать в Гернсбахе. Такое же приглашение в качестве старого друга дома получил и Трейман.

Кузины с девочкой направились тропинкой в лес, где оставили свой экипаж, а мужчины возвратились в город.

— Так, значит, это — молодая миллионерша? — спросил Трейман, весьма довольный этой встречей. — У Марлова тоже миллионы, но под ними уже более солидная почва, чем под Рональдом. Старинный банкирский дом Марловых основан еще его прадедом. Макс отлично знает об их состоянии. Какого вы мнения об Эдите Марлов? Не правда ли, красавица?

— Да, красивая девушка, — довольно равнодушно согласился майор. — Госпожа Мейендорф не может поспорить в отношении внешности со своей кузиной, но зато гораздо симпатичнее.

— Да, это верно, — подтвердил Трейман. — Но с Эрнстом ничего не поделаешь… Хоть бы вы как-нибудь уговорили его!

— Я? Почему? — удивленно спросил Гартмут.

Нотариус уже давно собирался излить душу другу своего племянника и решил воспользоваться удобным случаем.

— Я уже сделал все, что мог, передав Эрнсту свою нотариальную контору и практику, но не получил от него за это никакой благодарности. У него ведь в голове было совсем другое — блистать ораторским талантом в качестве защитника, стать знаменитостью, попасть в рейхстаг, добиться министерского портфеля… Увы! Не всякому это доступно…

— У Эрнста были для этого все данные, — сухо произнес майор. — Для него было несчастьем, что его оторвали от его любимого дела и… «забросили в эту нору», — хотел добавить он, но вовремя спохватился, подумав о том, что старый нотариус сделал это только по доброте своей души.

Последний решил, что Гартмут хотел намекнуть на банкротство, и поспешил выразить свое согласие:

— Да, это было, действительно, несчастьем, но ведь против этого ничего нельзя было предпринять. Единственным якорем спасения для семьи Эрнста была моя нотариальная контора. Мне отлично известно, что это занятие Эрнсту не по душе, но пусть он тогда откажется от него и разыгрывает роль важного барина. Счастье у него, можно сказать, под носом, а он не хочет воспользоваться им. Видите вот там крышу среди деревьев? Ведь это — Гернсбах, великолепное, доходное имение. Эрнст — поверенный молодой вдовы, отлично знает все ее дела и, по-моему, пользуется ее благосклонностью. Другой на его месте уже давно сделал бы ей предложение, но ему, конечно, не до того. Я попробовал, было, намекнуть ему на это, но совершенно напрасно. «Я не продаю себя, дядя! Я не хочу жить на иждивении богатой жены. Это недостойно!» — ответил он мне. А когда я после этого побывал с ним в Гернсбахе, то он представлял собой статую командора и еле-еле раскрывал рот.

— И он прав! — воскликнул Гартмут.

— Как? Неужели вы станете упрекать свою жену за ее богатство?

— Упрекать? Нет, не стану! Во-первых, за богатство нельзя упрекать, а во-вторых, оно вовсе и не несчастье. Но жертвовать призванием ради богатства жены и играть в браке жалкую роль прихлебателя, на это ни Эрнст, ни я не способны… разве вот Макс…

— Ого! — воскликнул нотариус. — Макс — большой талант! Он принесет в приданое своей жене славу художника, которой добьется в недалеком будущем. Впрочем, он предпочитает бывать у Марловых, и уже сообщил мне по секрету, что юная миллионерша к нему весьма благосклонна. Черт возьми! Макс ведь хорош, как картинка, и имеет ошеломляющий успех у женщин!

— Весьма возможно, — сухо возразил Гартмут, — но миллионов ему не видать. Ведь он слишком глуп! Эдита Марлов более требовательна и не станет довольствоваться тем, что ее муж напишет несколько картин и выставит их в художественных салонах. Что же касается гениальности Макса, то этого качества в одном мизинце Эрнста больше, чем во всей красивой, но глупой голове его брата. Но вот мы уже у городских ворот. Честь имею кланяться, господин нотариус!