Заклятое место - [92]

Всю ночь, опасаясь плотских домогательств, Тяглый просидел на нарах, не сомкнув глаз. А чтобы время бежало побыстрее, нашел себе занятие: то с брезгливостью, то с садистской злостью давил клопов, тараканов. Сокамерники храпели, не слыша специфического хруста погибающих паразитов. Лишь под утро, когда желудок напомнил о своем существовании и потребности организма в калориях, президент доел бутерброд, в душе благодаря юрисконсульта за эту ценную пайку.

21. На допросе

На следующее утро Зуд спустился в ИВС, расположенный в подвале под зданием УВД, и приказал постовому привести в размещенную рядом с камерами комнату для допросов задержанного гражданина Тяглого. Сам расположился за металлическим столом с ножками, также, как и стулья у стены, вмонтированными в бетонный пол. Аскетический интерьер казенного помещения для принудительной исповеди арестантов.

Дверь отворилась, вошел Тяглый и следом конвоир.

– Гражданин Тяглый из камеры №7 доставлен, – доложил милиционер и замер у порога.

– Хорошо сержант, оставьте нас одних, – отозвался следователь и указал взглядом на стул.

– Рэм Анисимович, почему кислый вид? Может клопы спать не давали? – спросил Валерий Янович, хотя по подавленному настроению, осунувшемуся, небритому лицу с заплывшим глазом и красным векам было ясно.

– Если бы только клопы. Сокамерники-сволочи донимали, снасильничать пытались, так часовой заступился.

– Ну, здесь вам не санаторий. Какие еще претензии?

– Вы, что издеваетесь, господин следователь?! Зачем вы меня поместили к гомосекам, педерастам?– не сдержал эмоций президент.

– Не горячитесь, Рэм Анисимович, что заслужили, то и получили.

–Я не заслужил скотских условий и хамское к себе отношение, – возразил Тяглый. – Переведите меня в другую камеру.

– Не горячитесь, здесь камеры для президентов не предусмотрены. Депутаты, чиновники, бизнесмены зареклись от сумы и тюрьмы, считают себя неприкасаемыми. Поэтому не выделяют средств на оборудование персональных камер с телевизором, ванной и Интернетом. Одним словом, жлобы. Невелика шишка, посидишь в общей. Тем более, что вам светит расстрельная статья…

– Расстрельная? – испуг отразился в его глазах. – Так ведь объявлен мораторий на смертную казнь?

– К сожалению, вы правы. По привычке произнес, – согласился Зуд. – действительно, высшей мерой наказания является пожизненное лишение свободы, как знак гуманизма к социально опасным преступникам.

– Хорош гуманизм, до самой смерти в камере сидеть, словно зверь, в клетке, – возразил Тяглый. – Лютому врагу такой судьбы не пожелаешь.

– Не хотят бандиты отстегивать бабки на создание ИВС, колоний и тюрем для «элиты».

Президент судорожно почесал рукой затылок, шею.

– Что, кусаются твари? – усмехнулся Зуд.

– Нет покоя от паразитов, своими укусами вызывают чесотку, зуд, волдыри и покраснение кожи.

– Встаньте, встряхнитесь, – разрешил он. – А вообще, терпи казак, атаманом станешь.

– Зачем мне атаман, я и так президент, – Рэм Анисимович встал и встряхнулся, сметая с помятого пиджака насекомых. Принялся давить подошвой и каблуками покрытых слоем пыли лакированных туфель.

– Вы должны осознать, что изолятор, а вам еще предстоит познакомиться с СИЗО, это не элитные гостиница «Ореанда», «Ялта-интурист» или санаторий «Южный». Благодари судьбу, что не крематорий. Здесь другие условия и контингент.

– В склепе нет вентиляции, душно от смрада, тошнит до рвоты, как в газовой камере. Урки, как скунсы или сурки, непрерывно портят воздух. Они уже привыкли, у меня удушье. Выдайте респиратор или противогаз.

– Да, в седьмой камере нет вентиляции, но в этом есть и свои преимущества. Иначе бы туда к теплу и харчам сбежались крысы и мыши, а так полностью изолирована. Вам, Рэм Анисимович, грех на судьбу жаловаться. Или прикажите кондиционер и телевизор в камеру? Арест для того и предназначен, чтобы жизнь медом не казалась.

– А как же Европа, права человека, там тюрьмы образцовые?

– Европа нам не указ, мы сами с усами, – с достоинством ответил следователь и слегка потеребил жесткий ус. – Может вас экстрадировать в Германию, Францию. Или в Турцию, где вы волком завоете. Так что сидите и помалкивайте.

– Валерий Янович, будьте милосердны. У меня хронический гастрит. От вашей баланды тошнит, пучит и знобит. Вы хотя бы ее майонезом облагородили. Разрешите позвонить коллегам, чтобы привезли сыра, колбаски, маслин, молочные продукты и десерт…И на вашу долю.

– Довольно, довольно, – жестом руки остановил его следователь, – А то ведь весь гастрономический ассортимент назовете. Так вот, гурман, запомните: ИВС – это не элитный санаторий или ресторан, а изолятор временного содержания правонарушителей и подозреваемых в совершении тяжких преступлений. Задержанных и арестованных кормят в соответствии с нормами, поэтому не обессудьте и на деликатесы не рассчитывайте. Передачи харчей со стороны ограничены, чтобы жизнь за решеткой не казалась медом. Коль провинились, то должны понести наказание. Еще Ленин, которого сейчас лишь партийные ортодоксы почитают, завещал, что «наказание за преступление неотвратимо».

– За мною вины нет, – возразил президент. – Все так говорят, когда прижмут к стенке или загонят в угол, – усмехнулся Зуд. – Это естественная реакция на обвинение, одна из типичных форм защиты. Хотя в вашей ситуации чистосердечное признание предпочтительнее тупого, но безнадежного упрямства. А признание при вынесении приговора смягчит меру наказания. Меньше придется за «колючкой» париться на нарах.