Заклинатель змей - [18]

— Моя — пелеводчик, Чун есть японьски шипион! — ударяя себя в грудь, закончил он свою речь.

— Как же ты его собираешься поймать? — недоверчиво смотря на него, спросил генерал.

— Моя бери солдат, ходи фанза. Недалеко есть… Японьски приходи, Чун приходи… Солдата лови-лови их… — пояснил Иван Иванович.

— Вот так история! Капитан, прикажите сотнику Ченыкаеву взять десяток казаков. Разумеется, они пойдут пешком. Их поведет переводчик ловить шпионов… — обратился генерал к адъютанту.

— Слушаю, ваше превосходительство!

Адъютант вышел, но Иван Иванович продолжал стоять у порога, переминаясь с ноги на ногу. Он, по-видимому, хотел еще что-то сказать, но не мог решиться.

— Что там еще? — взглянул на него генерал.

— Моя лови-лови шипион, твоя моя медаль давай будет? — тихо спросил китаец.

— Будет тебе медаль, будь спокоен… — добродушно усмехнулся генерал и склонил голову над картой. Иван Иванович низко поклонился и вышел. К фанзе уже подходили темные фигуры казаков, впереди шел адъютант с низеньким, плотным казачьим офицером и на ходу объяснял ему, что от него требовалось.

— Моя лови-лови шипион, больсой капитана моя медаль давай! — шепнул адъютанту торжествующий Иван Иванович и зашагал во главе маленького отряда рядом с сотником. Миновав ряд темных фанз, отряд вышел из деревушки и пошел по сжатому полю чумизы. На небе не было ни звездочки, в темноте маньчжурской ночи нельзя было ничего рассмотреть в двух шагах, казаки по временам спотыкались, звякая оружием и чертыхаясь, но Иван Иванович уверенно шагал впереди, словно его глаза обладали кошачьей способностью видеть в темноте. Он сердито шикал на казаков, когда в ночной тишине звякали ножны их шашек, и тихо шептал сотнику:

— Близко фанза есть… Пустой фанза… Моя ходи смотри, твоя жди…

Наконец, он сделал знак остановиться и, вытянув шею, стал всматриваться в темноту. Сотник еле мог различить темную массу фанзы, одиноко стоявшей довольно далеко от деревушки, и вспомнил, что эту фанзу он видел накануне, возвращаясь с разведки. Она была давно покинута своими хозяевами, бежавшими от ужасов войны, но осталась в целости, и только два узких оконца ее не были закрыты ни стеклом, ни промасленной бумагой, которой обычно заклеивались окна бедных поселян. Казаки прилегли к земле и затаили дыхание, сотник привстал на одно колено, а Иван Иванович пополз к фанзе и исчез в темноте. С замирающим от волнения сердцем сотник, сжимая в руке рукоять револьвера, всматривался в неясные очертания фанзы, и ему показалось, что в ее окнах виден слабый, желтоватый свет.

— Смотри, ребята, живьем бери, ни рубить, ни стрелять не смей! — шепнул он казакам. Напряженное ожидание будоражило воображение, в темноте вокруг задвигались какие-то неясные, темные фигуры и сотник еле сдерживал в себе потребность вскочить, двигаться, ощутить явную опасность, менее страшную, чем скрытая в ночной темноте. У него мелькнула даже мысль, что переводчик — изменник и завлек нарочно маленький отряд дальше от своих, но из темноты вынырнула фигура Ивана Ивановича.

— Моя видал фанза японьски… Потом моя видал — приходи Чун… Твоя лови-лови надо, — зашептал он, наклоняясь к сотнику. Казаки, стараясь не звенеть оружием, двинулись за переводчиком к фанзе и окружили ее.

Сотник нащупал дверь, распахнул ее и вошел, а за ним последовал переводчик и казаки. В слабом свете сальной свечи, стоявшей на канах, к окнам метнулись фигуры двух китайцев и по стенам закачались их уродливые тени. Видя, что отступление отрезано, они полными дикого ужаса глазами смотрели на казаков. Один из них был молодой, небольшого роста китаец с лишенным растительности, лоснящимся от жира лицом, другой был Чун. Иван Иванович бросился вперед, схватил незнакомого китайца за косу, дернул — и коса вместе с круглой шапочкой полетела на пол.

— Бери их, ребята! — скомандовал сотник.

Неожиданно лишившийся косы китаец выхватил из-за пазухи нож и смахнул быстрым движением с кан свечу. Фанза погрузилась в темноту. Сотник растерянно стоял с револьвером в руке, а вокруг него в темноте слышался шум отчаянной борьбы, яростное пыхтенье, топот ног, проклятия казаков и крики боли. Еле не сбитый с ног, он бросил бесполезный револьвер и, окончательно оправившись от неожиданности, вытащил из кармана коробку спичек.

— Огня! Здесь он! Руку укусил, проклятый! Ах, ты, дьявол! Врешь, не уйдешь! — слышались восклицания казаков. Чиркнув спичкой, сотник увидел, как два казака боролись с отчаянно вырывавшимся из их рук шпионом, Иван Иванович ползал по полу, хватая шпиона за ноги, а остальные казаки бестолково вертелись вокруг них, хватая друг друга. У стены неподвижно стоял Чун и прислушивался к шуму борьбы с бесстрастием фаталиста, ожидая своей участи.

— Здесь свечка, ваше благородие! — сказал, поднимаясь с сконфуженным видом, сбитый борющимися на пол казак. Чиркая спичками, сотник зажег свечу, но борьба была кончена. Понявший бесполезность сопротивления шпион дал себя связать, злобно посматривая на казаков…

— Моя умилай, капитана! — услышал сотник слабый голос переводчика, продолжавшего лежать на полу, и со свечой наклонился к нему. Вся грудь Ивана Ивановича была залита кровью, стекавшей с его синей курмы на пол, рядом валялся окровавленный нож.