Закат в раю. Часть 2 - [39]

— Значит, это правда? — воскликнула Ева. — Правда, что Макс… не мой родной отец?

Летиция кивнула в ответ:

— Прости меня, Евангелина, мне нужно было давно рассказать тебе об этом, но я не знала, как и начать… и я… — Глядя на Еву, Летиция почувствовала, как сжимается ее сердце, и отвернулась.

— Ты боялась?

Летиция слабо кивнула.

— Наверное, ты думаешь, что я просто позорно струсила, — добавила она. — Так и есть.

— И почему ты вдруг решила сказать мне правду? — спросила Ева и внезапно почувствовала, что краснеет от стыда — ведь она не раз мысленно обвиняла свою мать в малодушии.

— Я вернулась с праздника… а он бушевал, кричал о твоей статье, просто рвал и метал… Ты могла писать, что считаешь нужным, я сама мысленно восхищалась твоей храбростью. Я думала, что со временем… я тоже сумею набраться мужества. Я… слишком долго боялась его и поняла, что больше не могу жить в постоянной лжи… И, честно говоря, впервые за много лет я почувствовала, как с меня упало это бремя… и я с гордостью сказала ему, что ты, такая чудная, храбрая, независимая — не его родная дочь. Наверное, ты подумаешь, что это было жестоко, но я… — Летиция запнулась, не желая говорить Еве, что Макс угрожал лишить ее наследства. — Он столько лет обращался со мной, как со своей рабыней! Я давно разлюбила его, и признаюсь, я с огромным удовлетворением сказала ему, как сильно я любила твоего настоящего отца.

Потрясенная, Ева молчала.

— Когда ты была совсем маленькая, я не могла сказать ему… Я всегда страшно боялась, что он выгонит меня из дому и я никогда не увижу тебя и твоих сестер. Но время все постепенно меняет — сейчас все вы выросли и больше не нуждаетесь во мне. Прошу, поверь мне, я видела твое горе, Евангелина — я видела боль в твоих глазах, слышала ее в твоем голосе. Я знаю, что никогда не смогу дать тебе то, что ты тогда потеряла… и сейчас все это уже ничего не значит… но я очень виновата перед тобой. — Летиция высморкалась и вытерла глаза. Ева отошла к окну, глядя на падающие с крыши капли дождя. Где-то далеко прогремел гром, обычно пугавший Еву, но сейчас оцепеневшая Ева едва услышала этот звук.

— Я понимаю, ты всегда хотела понять, почему я оставила тебя у Корнелии и Льюиса. Мне стыдно говорить об этом, — продолжала Летиция, снова заплакав, — но, глядя на тебя, я вспоминала о своей тайне. И чем старше ты становилась, тем сильнее ты напоминала мне его… и наконец, — Летиция вновь вытерла слезы, — я поняла, что мне легче не видеть тебя. Это убивало меня, меня мучила вина!

Ева медленно повернулась и посмотрела в лицо матери.

— Кто мой отец? — спросила она.

Летиция прикрыла глаза, и его лицо, как всегда, ясно предстало перед ее мысленным взором. Его теплота, его юмор, его особенное отношение к ней. На ее губах появилась чуть заметная улыбка, и Ева, поняв, что мать сейчас думает о ее настоящем отце, вдруг почувствовала к ней странную нежность.

— Его звали Лютер. Лютер Амос. Его мать была ирландка, а отец — родом с Самоа. Юмор, огонь в глазах достались ему от матери, а от отца он унаследовал физическую силу и мягкий характер. Это был чудесный человек, сильный, и все же добрый, заботливый и такой же сострадательный, как и ты. Когда он был со мной, я чувствовала себя такой счастливой, что не могла не смеяться, даже когда мне этого не слишком хотелось. Это трудно объяснить… но меня так тянуло к нему…

Ева вдруг вспомнила о Джордане и поняла мать.

— И я не могла не полюбить его, Евангелина, — продолжала Летиция. — Я знаю, я была не права… но в тот момент я совершенно потеряла голову. Я, наверное, оправдываю себя, но Макс проводил тогда в Эдеме все время. Он говорил мне, что помогает Патрику советами по хозяйству, но я-то знала, что он… увлекся Катэлиной Хейл.

Ева охнула от изумления.

— Не знаю, чувствовала ли она к нему что-либо… Я никогда не встречала людей, любивших друг друга так, как Патрик и Катэлина… но в тот момент наша жизнь с Максом превратилась в какой-то абсурд.

— И что стало с моим отцом?

— Он… пропал. — Летиция едва сдерживала слезы. Каждый раз, вспоминая о том, как потеряла Лютера, она чувствовала боль в сердце.

— Он бросил тебя?

— Нет. Я думаю, Мило заподозрил, что… между нами что-то есть и… — Летиция замолчала.

— Ты хочешь сказать, что Мило… убил моего отца? — похолодев, спросила Ева.

— Я не знаю, что произошло. Но больше я никогда не видела Лютера. Я бы знала, если бы он был жив. Он не мог просто исчезнуть, не сказав мне ни слова! Это был не такой человек, и он любил меня! Я уверена в этом, как в том, что я живу на свете!

Поняв, что ей не суждено увидеть отца, потрясенная Ева расплакалась.

Глядя на дочь, Летиция чувствовала, что сердце ее готово разорваться от горя.

— У меня в бюро… спрятана его фотография. Возьми ее, — прошептала она.

Через несколько мгновений Ева уже держала в дрожащих руках старую фотографию. Сквозь слезы она увидела красивого мужчину с черными миндалевидными глазами — и сердце Евы вдруг радостно забилось: Лютер Амос оказался именно таким отцом, о котором она всегда мечтала.

— Спасибо, мама, — прошептала девушка.

— Мне очень горько, что ты никогда не встретишь его. Я не жду, что ты простишь меня… но прошу тебя, поверь, что я никогда, ни на миг не переставала любить тебя!