Закат Советской империи. От Брежнева до Горбачева. 1966–1991 - [86]

Главным обстоятельством, которое способствовало быстрому восстановлению здоровья Леонида Ильича, Чазов считает то, что он согласился на удаление от себя медсестры Н. Коровяковой. После Брежнев на глазах стал преображаться. Дважды в день плавал в бассейне, начал выезжать на охоту, гулять по парку.

Вскоре он заявил: «Хватит бездельничать, надо приглашать товарищей и садиться за подготовку к съезду». Из Варшавы он вернулся 11 декабря, а подготовка к съезду при его участии началась в Завидове 15 декабря.

К сожалению, это был последний период, когда Леонид Ильич активно исполнял свои обязанности. В это время жизнь в стране не останавливалась, и одновременно с успехами во многих областях внутренней и внешней политики СССР продолжалась деградация идеологии, моральное и политическое перерождение советской элиты, которое Брежнев недооценивал, потому что не знал действительного состояния и процессов в советском обществе.

Если в годы НЭПа символом кабацкой Москвы был ресторан «Яр», то аналогичными символами Москвы при Брежневе стал ресторан «Арагви» и подмосковный ресторан «Архангельское».

Здесь круглые сутки развлекался весь московский бомонд: чиновники, «уставшие» от государственных дел, элитные военнослужащие, киношники, актеры, писатели и «деловые» — воры в законе и многочисленные представители «теневиков». Но особенно выделялись среди них дочери и сыновья «номенклатуры» — высших партийных и государственных чиновников.

Всегда «при делах» была и московская милиция, которая с пьяных владельцев «Волг» и «Жигулей» брала взятки и сама развозила их по домам. Но они не трогали иномарки, в основном «мерседесы» с серией «ММ3» и номерами с нулями. Писатель Хруцкий, описывавший жизнь московской богемы, называл среди развлекавшихся детей Мазурова, сына Щелокова, зятя Бодюла, родственников Громыко и даже сына вождя Монголии Цеденбала.

Генерал КГБ А.Г. Сидоренко, работавший заместителем начальника секретариата председателя КГБ, свидетельствует, что Андропов не раз направлял Брежневу оперативные материалы о взятках и злоупотреблениях некоторых партийных деятелей, их детей и родственников, но обычно они возвращались с пометкой: «Доложено, уничтожить». (Эти пометки мог делать Черненко или его подчиненные из Секретариата генсека.)

К сожалению, ко всем таким «шалостям» советской номенклатуры и элиты генеральный секретарь относился философски. Когда ему рассказали «о том, как трудно живется низкооплачиваемым людям», он спокойно и уверенно реагировал:

«Вы не знаете жизни. Никто не живет на зарплату. Помню в молодости, в период учебы в техникуме, мы подрабатывали разгрузкой вагонов. И как делали? А три мешка или ящика туда — один себе. Так все и живут в стране». Значит, анекдот «Власть делает вид, что нам платит, а мы делаем вид, что работаем», был истиной в последней инстанции.

Он также считал нормальным теневую экономику, злоупотребления в сфере услуг и взятки чиновников. Поэтому такие преступления постепенно становились нормой жизни и деформировали моральный облик не только простых людей, но в первую очередь руководителей. Но самым страшным было то, что социальное разложение затронуло и семью самого генерального секретаря.

П.Е. Шелест, недолюбливавший Брежнева, конечно преувеличивая, писал «о коррупции и жадности его самого и его семьи» и утверждал, что при нем «Завидово стало местом разврата».

«Коррупция, — вспоминал более объективный Г.Х. Шахназаров, — смертельно поразила вельможную верхушку общества. Увяз в ней и сам Брежнев, не способный устоять перед соблазнами сладкой жизни. Любил подношения и нашел неплохой способ удовлетворять эту страстишку: во время визитов дарить главам других государств как можно более дорогие подарки, побуждая тех в свою очередь не скупиться, чтобы не ударить лицом в грязь» (лично для Брежнева).

Всякий раз, когда во Внуково-2 приземлялся спецсамолет, оттуда перегружались в автофургоны и везлись на дачу генеральному десятки коробок с ценными подарками. Не мог Леонид Ильич не знать о дани, которую собирала Виктория Петровна после каждой своей поездки в Карловы Вары, об авантюрных проделках своей дочери, питавшей болезненную страсть к бриллиантам.

У Виктории Петровны была квартира, где она хранила подарки, за что в семье ее звали «хозяйкой Медной горы», а о брате Леонида Ильича Якове его дочь Любовь пишет: «Отец… пошел вразнос: оброс сомнительными личностями кавказского происхождения, торгашами, специалистами, которые таскали его по гостям, ресторанам и, используя в хвост и в гриву его имя, покупали дефицитные “Волги”, строили дачи, вытягивали из-под следствия друзей и родственников».

Поэтому справедливое мнение советских граждан, что жена Брежнева была скромной и не вмешивалась в его служебную деятельность, как это делала Раиса Горбачева, было верным, но любовь к обильным подношениям в виде «борзых шенков» была свойственна всей партийной номенклатуре, причем инициаторами часто являлись их жены и родственники. Исключение в Политбюро являлся Суслов и отчасти Шелепин и Андропов. А Косыгин, вопреки сложившемуся мнению, любил иностранные автомобили и комфорт по западному образцу не меньше Брежнева.