Закат на Авеню Монтень - [11]

После этих слов, огромные голубые глаза уставились прямо на меня.

— Да.

— Сильные женщины всегда пугали мужчин. Многие из нас даже не знают, что движет ими, но как показывает мой опыт, за всей этой неприступностью и каменным спокойствием всегда скрывается очень ранимая натура, мечтающая в один прекрасный день скинуть с себя эту вуаль мужественности и, наконец, побыть просто женщиной. Вам не надо ее так бояться, попробуйте поговорить с ней с глазу на глаз, в какой-нибудь непринужденной обстановке, поверьте, вы будете очень удивлены результатом.

— Думаю, в этом есть смысл.

— Вот и прекрасно, а пока, я хочу отблагодарить вас, за спасение моего сына. Семья для меня это самое главное, это та ценность, та валюта, которая никогда не обесценится, и каким бы не был плохим человеком мой сын Хамон, он все-таки мой сын. Чего вы хотите? Денег — только назовите сумму, машину, квартиру, женщину, может быть очередное звание. Я могу все это устроить.

В такие моменты я ненавидел сам себя. Это напоминало мне рынок, на который в детстве меня водила моя мать и который я ненавидел всем сердцем. Торг был для меня очень сложной наукой, ведь я фактически никогда этим не занимался. Все было просто: мне называли сумму и я, либо давал согласие, либо нет.

— Я хочу выйти из дела.

После этих слов, глаза старика непроизвольно сузились, а лицо резко приняло настороженный вид.

— Вы серьезно хотите этого, комиссар? А как же наше с вами сотрудничество, сложившееся за многие годы, наши партнерские отношения? Неужели вам мало платят?

— Нет, дело не в деньгах. Дело в моей жизни, точнее говоря в отсутствии оной. Я развожусь и виной этому моя работа. Я слишком долго заменял ею свою настоящую жизнь. У меня все еще есть шанс спасти мою семью, маленький, но шанс, и я просто обязан им воспользоваться. Но, к сожалению, это будет затруднительно если я буду занят еще в нескольких делах, а семья для меня все. Как и для вас.

Он продолжал смотреть на меня и слушать. Его голова время от времени покачивалась в одобрительном ключе, показывая, что он солидарен с моими словами, но взгляд, почти такой же ледяной как и у Дюпон, наводил на страшные выводы. Он был недоволен моей просьбой, но отказать был не в состоянии, ведь старик дал слово. Наконец, когда я договорил, он встал с кресла и, слегка облокотившись на край стола, развернулся к окну.

— Вы правы, комиссар, все временно и ненадежно, и только семья всегда оказывается рядом в трудную минуту. Для меня это свято и раз уж я пообещал вам выполнить ваше условия — я сдержу свое слово. Вы получите свою свободу, но хочу сразу предупредить, что после того, как вы переступите порог этого заведения, я уже не буду для вас ни другом, ни товарищем, никто из тех, кто когда-то знал вас или имел дело с вами, уже не будет вам помогать или вести дела. Комиссар, вы понимаете, на что идете? Это может вызвать плохие последствия, предпосылок для которых уже предостаточно.

— Я знаю, на что иду.

Старик вновь одобрительно покачал головой, мне даже показалось, что он улыбнулся, но на старом морщинистом лице было трудно что-то различить, и я просто выкинул эту мысль из головы.

— Слова настоящего мужчины. Были приятно с вами пообщаться, мсье Лефевр, а теперь вы можете быть свободны.

Не дожидаясь моей ответной реакции, он поднял руку и резким движением дал понять, что разговор окончен.

Глава 5

Моя машина все дальше удалялась от этого заведения, но то, что было сказано в нем, в кабинете Виктора, продолжало меня волновать. Я все еще не мог поверить, что смог свернуть с этой дьявольской дороги, избавиться от чувства постоянной тревоги, которая сопровождала меня всю жизнь. Мысли бурлили в моей голове. Я не мог точно знать, смогу ли я вновь начать все заново, перестать бояться каждой встречи с Дюпон. А вдруг она все узнала? Вдруг за мной следили и она смогла записать наш разговор с отцом Хамона Пикара? Нет, это было невозможно. Она профессионал, но такое провернуть ей не под силу.

От нарастающего нервного напряжения я полез за сигаретой. Встряхнув пачку и покрутив из стороны в сторону, я с небольшой досадой обнаружил, что в ней осталась всего одна штука. Вскоре горький дым полностью наполнил мои легкие.

Ночной Париж — это было удивительное зрелище. Узкие улочки сменяли друг друга, разрезая большой город, словно кровеносная система, вскоре заменяясь большими дорогами, ведущими за пределы элитных районов в неприглядные пригороды. Роскошь уходила, открывая путь для нищеты и запущенности. Такое соседство было частью этого города, как две стороны медали, как два полушария мозга, без одной из них, город просто не смог бы существовать.

Вскоре автомобиль вырвался из каменных лап столицы в просторный и недружелюбный пригород. Дорога была пуста, на всем пути я не встретил ни одной встречной машины, ни одного человека, никого. Я упрямо вглядывался в наступающую темноту, пытаясь увидеть вдалеке очертания своего дома. Воображение рисовало прекрасную картину: встреча с женой, теплая постель и сон без угрызений за проделанную работу. Впервые в жизни я чувствовал, что сделал что-то действительно важное, и мне хотелось поделиться этой радостью со своей семьей.