Закат и падение Римской империи. Том 7 - [39]

Завоевание Прусы можно считать за настоящее начало существования Оттоманской империи. Христианские подданные выкупили свою жизнь и собственность взносом налога или денежного штрафа в тридцать тысяч золотых крон, и благодаря стараниям Орхана город принял вид магометанской столицы; Пруса украсилась мечетью, училищем и госпиталем; сельджукские монеты были заменены новыми, на которых были изображены имена и отличия новой династии, и самые опытные преподаватели знаний человеческих и божеских стали привлекать туда персидскую и арабскую учащуюся молодежь из старинных восточных школ. Должность визиря была учреждена для Орханова брата Аладдина, а для того чтоб можно было отличать граждан от поселян и мусульман от неверующих, тем и другим было приказано носить различные платья. Все войска Османа состояли из вольных эскадронов туркменской кавалерии, служивших без жалованья и сражавшихся без всякой дисциплины; но его предусмотрительный сын впервые организовал и обучил отряд регулярной пехоты. Он принял к себе на службу множество волонтеров, которым назначил маленькое жалованье и дозволял жить дома, пока они не будут призваны на войну; их грубый нрав и склонность к неповиновению побудили Орхана воспитывать его юных пленников так, чтоб из них вышли преданные ему солдаты и служители пророка, но турецким поселянам все-таки дозволялось садиться на коней и становиться под его знамя под названием мародеров и с надеждою обогатиться добычей. Этим путем он организовал армию из двадцати пяти тысяч мусульман и завел машины для осады городов, а первое удачное испытание этих нововведений было сделано над городами Никеей и Никомедией. Орхан дал свободный пропуск всякому, кто желал удалиться вместе со своим семейством и со своими пожитками; но вдовы убитых были отданы в жены победителям, а награбленные священные книги, сосуды и иконы были куплены или выкуплены жителями Константинополя. Император Андроник Младший был побежден и ранен Орханом, который завоевал всю провинцию или королевство Вифинию вплоть до берегов Босфора и Геллеспонта, и даже христиане сознавали справедливость и милосердие монарха, умевшего снискать преданность азиатских турок. Однако Орхан довольствовался скромным титулом эмира, а между равными с ним по положению князьями Рума или Анатолии эмиры Гермиана и Кармании превосходили его своим военным могуществом, так как каждый из них мог выставить сорокатысячную армию. Владения этих эмиров находились в самом центре Сельджукского государства, но в истории играют более важную роль те священные воины, которые хотя и были менее могущественны, но успели основать внутри греческой империи новые княжества. Приморская страна от Пропонтиды до Меандра, равно как остров Родос, которому так долго грозило иноземное владычество и который так часто подвергался опустошениям, были окончательно утрачены на тридцатом году царствования Андроника Старшего. Два турецких вождя Сарухан и Аидин оставили свое имя завоеванным странам, а завоеванные страны — своему потомству; они довершили порабощение или падение семи азиатских церквей, и варварские владетели Ионии и Лидии до сих пор попирают своими ногами памятники классической и христианской древности. В утрате Эфеса христиане видели падение первого ангела и погашение первого светильника, о которых говорится в Откровении; разорение было полное, и любознательный путешественник стал бы напрасно искать следов храма Дианы или церкви св. Марии. Находившиеся в Лаодикее цирк и три великолепных театра служат в настоящее время приютом для волков и для лисиц; Сарды превратились в ничтожную деревушку; в мечетях Фиатиры и Пергама поклоняются Магометову Богу, у которого нет никакого соперника или сына, а Смирна обязана своим многолюдием внешней торговле, которую ведут франки и армяне. Одна Филадельфия была спасена пророческим предсказанием или своим мужеством. Ее храбрые граждане, находясь вдалеке от морского берега и будучи позабыты императорами, защищали в течение более восьмидесяти лет свою религию и свою свободу от окружавших их со всех сторон турок и наконец сдались на капитуляцию самому высокомерному из оттоманов. Из находившихся в Азии греческих колоний и церквей до сих пор уцелела Филадельфия — точно колонна, возвышающаяся среди развалин; это может служить утешительным доказательством того, что честный путь иногда бывает и самым безопасным. Порабощение Родоса замедлилось двумя столетиями, благодаря тому что там поселились рыцари св.Иоанна Иерусалимского; под их управлением этот остров сделался славен и богат; знаменитые и воинственные монахи этого ордена прославились и на суше, и на море, и этот оплот христианства нередко привлекал к себе и отражал армии турок и арабов.

Внутренние раздоры были главной причиной окончательной гибели греков. Во время междоусобных войн между Старшим Андроником и Младшим сын Османа довершил завоевание Вифинии почти без всякого сопротивления, и те же самые раздоры побудили турецких эмиров Лидии и Ионии построить флот и заняться опустошением соседних островов и европейского морского побережья. Защищая свою жизнь и свою честь, Кантакузин попытался предупредить своих противников или последовать их примеру, призвав к себе на помощь явных врагов своей религии и своего отечества. Сын Аидина Амир скрывал под внешностью турка человеколюбие и образованность грека; он был связан с высшим придворным служителем взаимным уважением и обоюдными услугами, а их дружбу сравнивали, на напыщенном языке того времени, с взаимной привязанностью Ореста и Пилада. При известии об опасном положении своего друга, преследуемого неблагодарным правительством, владетель Ионии собрал в Смирне флот из трехсот судов и двадцатидевятитысячную армию; он отплыл с этим флотом среди зимы и бросил якорь близ устья Гебра. Оттуда он прошел с избранным отрядом из двух тысяч турок вдоль берегов этой реки и освободил императрицу, осажденную в Демотике дикими болгарами. В то время еще не была известна участь ее дорогого Кантакузина, спасшегося бегством в Сербию; но признательная Ирина с нетерпением желала видеть своего спасителя и пригласила его вступить в город, сопровождая свое приглашение подарком богатого одеяния и сотни коней. Из странной деликатности благовоспитанный варвар отказался посетить жену своего друга в его отсутствии и насладиться удобствами дворцовой жизни; он провел суровую зиму в своей палатке и не захотел принять предложенного ему гостеприимства для того, чтоб разделять лишения своих боевых товарищей, столько же, как и он сам, достойных такой чести и такого отличия. Недостаток съестных припасов и желание отомстить за Кантакузина могут служить оправданием для опустошительных нашествий, которые он совершал морем и сухим путем; он оставил для охраны своего флота девять с половиною тысяч человек и тщетно пытался отыскать Кантакузина; наконец его побудили к отплытию подложное письмо, суровое время года, жалобы его добровольцев и то, что он был обременен добычей и пленниками. В течение междоусобной войны владетель Ионии два раза возвращался в Европу; он соединил свои войска с войсками императора, осаждал Фессалонику и угрожал Константинополю. Клеветники могли не без некоторого основания ставить ему в вину его слабое содействие, его торопливый отъезд и полученный им от византийского двора подарок в десять тысяч крон; но его друг был им доволен, и для поведения Амира служила оправданием более священная обязанность защищать его наследственные владения от латинов. Против морского могущества турок предприняли похвальный Крестовый поход папа, кипрский король, Венецианская республика и рыцари ордена иоанни-тов; галеры союзников напали на берега Ионии, и Амир был поражен насмерть стрелой в то время, как старался вырвать смирнскую цитадель из рук родосских рыцарей. Перед своею смертью он великодушно доставил своему другу другого союзника из своих соотечественников, который был не более его искренен и усерден, но был более способен оказать скорую и солидную помощь благодаря тому, что его владения тянулись вдоль берегов Пропонтиды и находились в непосредственной близости от Константинополя. Надежда на более выгодный договор побудила турецкого владетеля Вифинии отказаться от обещаний, данных Анне Савойской, и Орхан из тщеславия самым формальным образом заявил, что если ему дадут в супружество дочь Кантакузина, он будет неуклонно исполнять обязанности подданного и сына. Честолюбие одержало верх над родительской любовью; греческое духовенство смотрело сквозь пальцы на брачный союз христианской принцессы с последователем Магомета, а отец Феодоры сам с постыдным удовольствием описал это унижение императорского достоинства. Отряд турецкой кавалерии сопровождал послов, подъехавших к его лагерю в Селибрии на тридцати кораблях. В нарочно построенном великолепном павильоне императрица Ирина провела ночь вместе со своими дочерьми. Утром Феодора взошла на трон, закрытый занавесками из шелка и золота; войска выстроились в боевом порядке, но один император был верхом на коне. По данному сигналу занавески мгновенно раздвинулись, и глазам зрителей представилась невеста или жертва, окруженная стоявшими на коленях евнухами и свадебными светильниками; звуки флейт и барабанов возвестили о радостном событии, а мнимое счастье новобрачной сделалось темой для песнопений, написанных лучшими поэтами, какие были в то время. Феодора была отдана во власть своего варварского повелителя без соблюдения церковных обрядов, но было условлено, что живя в Бурсе, в тамошнем гареме, она сохранит свою религию, а ее отец восхвалял смирение и благочестие, которые она выказала в этом затруднительном положении. Когда греческий император счел свою власть достаточно упроченной, он посетил своего турецкого союзника, который ожидал его в Скутари, на азиатском берегу, вместе со своими четырьмя сыновьями, родившимися от различных жен. Два монарха, по-видимому, в искреннем согласии участвовали в удовольствиях банкета и охоты, а Феодоре было дозволено обратно переехать через Босфор и провести несколько дней вместе с ее матерью. Но дружба Орхана подчинялась требованиям его религии и его интересов, и он не краснея принял сторону врагов Кантакузина во время войны с генуэзцами.