Закат и падение Римской империи. Том 7 - [28]

Царствование Младшего Андроника не было ни более славно, ни более благополучно, чем царствование Старшего. Он пожал плоды своего честолюбия, но они были и недолговечны, и горьки; на своем высоком посту он утратил остатки своей прежней популярности, а недостатки его характера стали еще более для всех заметны. Общий ропот побудил его лично выступить в поход против турок, и нельзя сказать, чтоб его мужество изменило ему в минуту опасности; но поражение и рана были единственными трофеями его азиатской экспедиции, упрочившей основание Оттоманской империи. Злоупотребления гражданского управления достигли при нем полной зрелости и совершенства; его пренебрежение к установленным обычаям и к национальной одежде считалось греками за роковые признаки упадка империи. Андроник состарился преждевременно: излишества, которым он предавался в юности, ускорили наступление эпохи старческих недугов, и после того как он был исцелен от опасной болезни или натурой, или докторами, или Святой Девой, смерть похитила его, когда ему еще не было сорока пяти лет. Он был женат два раза, а так как успехи латинов в военном деле и на поприще искусств смягчили предрассудки византийского двора, то он выбрал своих обеих жен между германскими и итальянскими принцессами. Первая из них, называвшаяся у себя дома Агнессой, а в Греции Ириной, была дочь герцога Брауншвейгского. Ее отецбыл мелкий владетельбедной и дикой страны на севере Германии, впрочем, он извлекал некоторые доходы из своих серебряных рудников, а греки превозносили его род как самый древний и самый знатный из всех носивших тевтонское имя.

После смерти этой бездетной принцессы Андроник посватался к сестре графа Савойского Иоанне, и его предложению было отдано предпочтение перед искательством французского короля. Граф оказал своей сестре почет, соответствовавший ее высокому званию римской императрицы; ее свита была составлена из рыцарей и знатных дам; ее перекрестили в другую веру и короновали в Софийском соборе под более православным именем Анны, а во время брачных празднеств греки и итальянцы состязались на турнирах в боях на копьях.

Императрица Анна Савойская пережила своего супруга; их сын Иоанн Палеолог остался сиротой и сделался императором на девятом году от роду, а его беспомощность нашла себе покровителя в самом знатном и самом добродетельном из всех греков. Продолжительная и искренняя привязанность его отца к Иоанну Кантакузину делает одинаковую честь и монарху, и подданному. Она возникла среди юношеских удовольствий; их семьи были почти одинаково знатны, а душевная энергия, приобретенная путем скромного воспитания, возмещала для подданного блеск императорского звания, лишь незадолго перед тем перешедшего в род монарха. Мы уже говорили о том, как юный император был спасен Кантакузином от преследований своего деда и как после шестилетней междоусобной войны тот же фаворит привел его с триумфом в константинопольский дворец. В царствование Андроника Младшего высший дворцовый служитель управлял и императором, и империей; благодаря его мужеству и ловкости к империи были снова присоединены остров Лесбос и княжество Этолийское. Его враги сознавались, что в то время как вокруг него все расхищали общественное достояние, он один был скромен и воздержан, а добровольно составленная им самим опись его имущества подтверждает предположение, что его богатства не были накоплены хищничеством, а достались ему по наследству. Правда, он не определяет ни суммы своих капиталов, ни ценности своей посуды и своих драгоценных каменьев; но после того как он раздарил двести серебряных ваз и после того как множество других ваз было спрятано его друзьями и расхищено его врагами, его конфискованных богатств оказалось достаточно для снаряжения флота из семидесяти галер. Он не указывает объема и числа своих поместий, но его житницы были наполнены громадным количеством пшеницы и ячменя, а принадлежавшая ему тысяча пар волов могла обрабатывать по существовавшему в древности обыкновению около шестидесяти двух с половиною тысяч акров пахотной земли. На его пастбищах кормились две тысячи пятьсот племенных кобыл, двести верблюдов, триста мулов, пятьсот ослов, пять тысяч штук рогатого скота, пятьдесят тысяч свиней и семьдесят тысяч овец, эта опись сельского богатства особенно интересна потому, что относится к последнему периоду империи и к такой стране (вероятно к Фракии), которая была неоднократно опустошаема внешними и внутренними войнами. Милости монарха были для Кантакузина еще более ценны, чем его состояние. В задушевных беседах и в минуты физических страданий император высказывал желание уничтожить разделявшее двух друзей расстояние и упрашивал Кантакузина принять пурпуровую мантию и диадему. Добродетель высшего придворного служителя, засвидетельствованная его собственным пером, устояла против этого опасного предложения, но своим последним завещанием Андроник Младший назначил Кантакузина опекуном своего сына и регентом империи.

Если бы регенту было отплачено за его заслуги покорностью и признательностью, он, быть может, заботился бы о своем питомце с безупречною и усердною преданностью. Стража из пятисот солдат охраняла особу этого питомца и его дворец; похороны покойного императора совершились с приличной пышностью; столица была спокойна и покорна, а провинции были извещены о понесенной ими утрате и о возложенном на них новом верноподданническом долге пятьюстами письмами, которые были разосланы Кантакузином в течение первого месяца его управления. Но надежда спокойно пережить эпоху несовершеннолетия была разрушена великим герцогом или адмиралом Апокавком, а из старания выставить в самом черном цвете вероломство этого адмирала царственный историк преувеличивает свое собственное неблагоразумие, обвиняя себя в назначении Апокавка на его высокий пост наперекор советам своего более прозорливого государя. Апокавк был смел и хитер, жаден и расточителен; его корыстолюбие и его честолюбие попеременно служили орудиями одно для другого, а свои дарования он употребил на гибель своего отечества. Он возгордился тем, что ему было вверено главное начальство над флотом и над неприступным замком, и под маской преданности и лести стал составлять заговор против своего благодетеля. Придворные дамы императрицы были подкуплены им и действовали по его указаниям; он убедил Анну Савойскую предъявить ее природное право на звание опекунши; ее властолюбие прикрылось материнскою заботливостью о сыне, а пример первого Палеолога служил для его потомства предостережением против вероломства опекунов. Патриарх Иоанн Априйский был высокомерный и слабый старик, окруженный многочисленными и голодными родственниками. Он предъявил старое письмо, в котором Андроник поручал своего сына и свой народ его благочестивым попечениям; он помнил, какая участь постигла его предшественника Арсения, и находил, что лучше предотвратить преступление узурпатора, чем подвергать его наказанию, а Апокавк с усмешкой взирал на плоды своих льстивых подстрекательств — на то, как византийский епископ усваивал пышную обстановку и мирские притязания римского первосвященника, эти три лица, столь различные и по своему общественному положению, и по своему характеру, вступили в тайный между собою союз; сенату была возвращена тень прежней власти, а народ увлекся словом "свобода". Эта могущественная лига стала нападать на высшего придворного служителя сначала из-за угла, а потом с открытым забралом. Она стала оспаривать его права, пренебрегать его мнениями, преследовать его друзей и угрожать его личной безопасности и в лагере, и в столице. В то время как он находился в отсутствии, исполняя лежавшие на нем государственные обязанности, его обвинили в государственной измене, объявили врагом церкви и государства и предали вместе со всеми его приверженцами мечу правосудия, мщению народа и власти дьявола; его имения были конфискованы; его престарелая мать была заключена в тюрьму; все его прошлые заслуги были преданы забвению, и оказанная ему несправедливость побудила его совершить то самое преступление, в котором его обвиняли. Прежнее поведение Кантакузина не дает повода думать, чтоб он питал какие-либо изменнические замыслы; если можно заподозрить его невинность, то единственно потому, что он слишком горячо отстаивал ее и сам превозносил необыкновенную чистоту своих добродетелей. В то время как императрица и Патриарх еще скрывали свою вражду под личиной единомыслия, он неоднократно просил позволения отказаться от регентства и даже удалиться в монастырь. После того как он был объявлен общественным врагом, он выразил горячее желание пасть к стопам юного императора и безропотно подставить свою голову под плаху палача; он неохотно подчинился голосу рассудка, который возлагал на него священную обязанность спасти его родственников и друзей, и убедил его, что он может спасти тех и других не иначе, как обнажив свой меч и провозгласив себя императором.