Закат и падение Римской империи. Том 6 - [54]

Название нескольких германских племен, живших между Рейном и Везером, обратилось путем завоеваний в название большей части Галлии, Германии и Италии и под общим именем франков. Греки и арабы разумели христиан латинской церкви и западные народы, которые населяли страны, лежавшие за пределами им известного мира, вплоть до берегов Атлантического океана. Гений Карла Великого давал этому обширному политическому телу и душу, и единство; но раздоры и нравственная испорченность его потомков скоро разрушили империю, которая могла бы соперничать с византийскими Цезарями и могла бы отомстить за унижение христианского имени. Уже ничто не внушало ни страха врагам, ни доверия подданным: ни государственные доходы и продукты торговли и промышленности, прежде тратившиеся на организацию военных сил, ни взаимная помощь провинций и армий, ни те эскадры, которые были расставлены от устьев Эльбы до устьев Тибра. В начале десятого столетия потомство Карла Великого почти совершенно исчезло из виду; его монархия распалась на несколько независимых и враждовавших между собою государств; королевский титул присваивали себе самые честолюбивые вожди; их восстания служили примером для их подчиненных среди общей анархии и раздоров, и в каждой провинции знать отказывала своему государю в повиновении, угнетала своих вассалов и вела беспрестанные войны с себе равными и со своими соседями. Их личные распри ниспровергли власть правительства, но они поддерживали в народе воинственный дух. При теперешнем устройстве европейских государств сила меча находится, по крайней мере на самом деле, в распоряжении пяти или шести могущественных монархов; их военные операции ведутся на отдаленной границе их владений особым разрядом людей, посвятивших свою жизнь на изучение и на практическое применение военного искусства; остальная страна наслаждается во время войны мирным спокойствием и узнает о происходящих переменах только по увеличению или по уменьшению государственных податей. При неурядицах, господствовавших в десятом и одиннадцатом столетиях, каждый крестьянин был солдатом и каждая деревня была укреплена; каждый лес и каждая равнина были театром убийств и грабежа, а владельцы замков были вынуждены усвоить характер монархов и военачальников. Они смело полагались на свое собственное мужество и на свою политику в том, что касалось безопасности их семейств, охраны их земельной собственности и мщения за их обиды и, подобно более крупным завоевателям, были слишком склонны переступать за пределы прав самозащиты. Их силы душевные и физические крепли ввиду постоянной опасности и вследствие необходимости не терять бодрости духа; по тем же причинам они не покидали друзей и не щадили врагов и вместо того, чтобы спокойно засыпать под бдительной охраной правительственных должностных лиц, гордо отвергали авторитет законов. В дни феодальной анархии орудия земледелия и искусства превращались в орудия кровопролития; мирные занятия и мирян, и духовенства или прекращались, или изменяли свой характер, а епископы меняли свою митру на шлем не столько потому, что на них лежали обязанности ленных владельцев, сколько потому, что этого требовали нравы того времени.

Франки с гордостью сознавали свое природное влечение к свободе и к войне, а греки замечали его не без удивления и не без страха. "Смелость и храбрость франков, - говорит император Константин, - доходит до дерзости, а их неустрашимое мужество поддерживается презрением к опасностям и к смерти. На поле сражения и в рукопашном бою они нападают с фронта и бросаются очертя голову на врага, не обращая никакого внимания на то, как велики их собственные силы в сравнении с неприятельскими. Их ряды сплочены крепкими узами кровного родства и дружбы, а свои воинские подвиги они совершают из желания или спасти самых дорогих своих товарищей, или отомстить за их смерть. В их глазах отступление то же, что постыдное бегство, а бегство считается неизгладимым позором". Народ, наделенный таким мужеством и такой неустрашимостью, мог бы быть уверен в победе, если бы для этих достоинств не служили противовесом многие важные недостатки. Вследствие того, что его морские силы пришли в упадок, греки и сарацины стали владычествовать на морях и стали пользоваться этим владычеством или для того, чтобы нападать на своих врагов, или для того, чтобы помогать своим союзникам. В том веке, который предшествовал возникновению рыцарства, франки были неловкими и неискусными кавалеристами, а в минуту опасности они до такой степени сознавали свою неловкость, что предпочитали сходить с коня и сражаться пешими. Не будучи знакомы с употреблением пик и метательных снарядов, они были стеснены в своих движениях чрезмерной длиною своих мечей, тяжестью своих лат, громадностью своих щитов и - если мне будет дозволено повторить сатирическое замечание худощавых греков - своей неуклюжей тучностью. Из любви к независимости, они не выносили ига субординации и покидали знамя своего вождя, если он удерживал их на службе долее условленного срока. Они на каждом шагу могли попасть в сети, расставленные менее храбрым, но более хитрым врагом. Их можно было подкупить, так как у варваров была продажная душа; их можно было застать ночью врасплох, так как они не принимали необходимых предосторожностей, - не обносили своих лагерей укреплениями и не окружали их бдительными часовыми. Трудности летней кампании истощали их физические силы и терпение, и они впадали в отчаяние, если не могли удовлетворить свою прожорливость обильными запасами вина и съестных припасов. Эти общие черты характера франков носили на себе еще некоторые национальные и местные оттенки, которые я должен приписать скорей случайности, чем климату, но которые бросались в глаза и туземцам и иностранцам. Один из послов Оттона Великого объявил в константинопольском дворце, что саксы более способны сражаться мечом, чем пером, и что они предпочитают неизбежную смерть позорному обращению спиной к неприятелю. Французские дворяне гордились тем, что в своих скромных жилищах они не знали иных удовольствий и занятий, кроме войны и грабежа. Они насмехались над дворцами, банкетами и утонченными нравами итальянцев, которые даже в глазах греков утратили любовь к свободе и мужество древних лангобардов.