Закат и падение Римской империи. Том 5 - [60]

и благословений царедворцы обоего пола получили взятки соразмерно с влиянием и жадностью каждого. Но для удовлетворения их беспрестанно возобновлявшихся денежных требований пришлось бы совершенно обобрать святилища константинопольские и александрийские, и авторитет патриарха не был в состоянии заглушить основательного ропота духовенства на то, что уже был сделан долг в 60 ООО фунт. ст. для покрытия расходов этого позорного подкупа. Пульхерия, избавившая своею брата от бремени управления, была самым твердым столпом православия, и так тесна была связь между громами собора и придворными интригами, что Кирилл мог рассчитывать на успех при том условии, чтобы ему удалось заменить одного из любимых евнухов Феодосия другим. Тем не менее египтянин не мог похвастаться блестящей или решительной победой. Император с непривычной твердостью держался данного им обещания охранять невинность восточных епископов, и прежде чем Кириллу удалось вполне удовлетворить свою ненависть к несчастному Несторию, он был вынужден смягчить свои анафемы и признать в двусмысленных выражениях двойственное естество Христа.

Прежде чем закрылся собор, опрометчивый и настойчивый Несторий изнемог в борьбе с Кириллом; при дворе он нашел измену, а его восточные друзья оказали ему слабую помощь. Из страха или из негодования он решился, пока еще не ушло время, присвоить себе честь добровольного отречения; его желание, или по меньшей мере его просьбу, исполнили с готовностью; его с почестями отправили из Эфеса в его прежний антиохийский монастырь, и вскоре вслед за тем его преемники Максимиан и Прокл были назначены константинопольскими епископами. Но низложенный патриарх уже не мог довольствоваться в своем келейном уединении блаженной беззаботностью простого монаха. Прошлое возбуждало в нем сожаление, настоящим он не был доволен, а будущее внушало ему основательные опасения: восточные епископы стали один вслед за другим отступаться от человека, не пользовавшегося популярностью, и с каждым днем стало уменьшаться число раскольников, считавших Нестория за поборника истинной веры. По прошествии четырех лет, проведенных им в Антиохии, Феодосий издал Эдикт, в котором ставил Нестория наряду с Симоном Волхвом, осуждал его учение и его последователей, приказывал предать его сочинения пламени, а его самого сослал сначала в Петру, что в Аравии, и наконец в Оазис — один из островов Ливийской степи. В отдалении и от церкви, и от света, изгнанник все еще увлекался яростью ханжества и борьбы. Одно бродячее племя блеммиев и нубийцев вторглось в его уединенное жилище; во время своего отступления они отпустили на волю Нестория вместе с другими бесполезными пленниками; но лишь только Несторий достиг берегов Нила, он убедился, что рабская зависимость от дикарей менее тягостна, чем жизнь в римском и православном городе. За свое бегство он был наказан как за новое преступление: египетские власти, как светские, так и церковные, воодушевлялись усердием патриарха; и должностные лица, и солдаты, и монахи из благочестия терзали того, кто был врагом и Христа, и св.Кирилла; они то волочили еретика до самых пределов Эфиопии, то возвращали назад, пока его старческие силы не надломились от лишений, сопряженных с этими непрерывными переездами. Однако он все еще был самостоятелен и бодр душою; своими пастырскими посланиями он навел страх на презида Фиваиды; он пережил католического тирана Александрии и после того, как он провел в ссылке шестнадцать лет, Халкидонский собор был, по-видимому, расположен возвратить ему если не почетный духовный сан, то, по меньшей мере, право духовного общения с церковью. Смерть не позволила Несторию исполнить приятное для него требование явки, которое он получил от собора, а болезнь, от которой он умер, придала некоторое правдоподобие позорным слухам, будто орган его богохульства — язык был выеден червями. Он был погребен в верхнем Египте, в городе, известном под названиями Хеммиса, или Панополя, или Акмима; но ненависть яковитов была так непримирима, что в течение нескольких столетий они забрасывали камнями его могилу и распространяли нелепое предание, будто небесный дождь, безразлично падающий и на праведников, и на безбожников, никогда не омывал ее. Человеколюбие, быть может, проронить слезу над участью, которая постигла Нестория; но справедливость не может не заметить, что он пострадал от гонения, после того как сам стал возбуждать гонения и своими поучениями, и своим примером.

Когда александрийский первосвятитель умер, после тридцати двухлетнего владычества, католики стали увлекаться своим религиозным рвением и злоупотреблять своей победой. Учение монофизитов (о едином воплощенном естестве) преподавалось с большою строгостью в египетских церквах и в восточных монастырях; первоначальные верования Аполлинария охранялись святостью Кирилла, и имя его почтенного друга Евтихия было дано секте, которая относилась к сирийской ереси Нестория более враждебно, чем все другие. Евтихий был игумен или архимандрит и имел под своим начальством триста монахов; но мнения скромного и необразованного отшельника, вероятно, умерли бы в стенах кельи, в которой он продремал более семидесяти лет, если бы раздражительность или нескромность византийского первосвященника Флавиана не разоблачила этого скандала перед глазами всего христианского мира. Флавиан тотчас созвал местных епископов на собор, который запятнал свою деятельность ссорами и интригами и поймал престарелого еретика на неискреннем признании, что тело Христа образовалось не из естества Девы Марии. Евтих потребовал, чтобы их пристрастное решение было пересмотрено на вселенском соборе, и за него горячо вступились его крестник, властвовавший во дворце евнух Хрисафий и его сообщник Диоскор, унаследовавший от Феофилова племянника патриарший престол, верования, дарования и пороки. По разосланным от Феодосия приглашениям в состав второго Эфесского собора вошли по десяти митрополитов и по десяти епископов от каждой из шести восточных епархий; некоторые исключения в пользу фаворитов и в пользу лиц, отличавшихся особыми достоинствами, увеличили это число до ста тридцати пяти, а сириец Барсума был приглашен в качестве начальника и представителя монахов участвовать в заседаниях и подавать голос вместе с преемниками апостолов. Но свобода прений была снова подавлена деспотизмом александрийского патриарха; из египетских арсеналов были добыты прежние духовные и светские орудия борьбы; состоявший из стрелков отряд азиатских ветеранов находился в распоряжении Диоскора, а вход в соборную церковь осаждали еще более грозные монахи, которые не были доступны ни для здравого смысла, ни для сострадания. И военачальник, и отцы церкви, по-видимому, подававшие свои голоса без всякого давления извне, приняли верования и даже анафемы Кирилла, и еретическое учение о двух естествах было формально осуждено в лице и в сочинениях самых ученых представителей восточного духовенства. "Да будут те, которые рассекают Христа, сами рассечены мечом, да будут они изрублены в куски, да будут они сожжены живьем!"— таковы были человеколюбивые желания христианского собора. Невинность и святость Евтихия были признаны без колебаний; но прелаты, в особенности те, которые занимали церковные должности во Фракии и в Азии, не желали низлагать своего патриарха ни за то, что он пользовался своей законной юрисдикцией, ни даже за то, что он ею злоупотреблял. Они обнимали колена Диоскора, с грозным видом стоявшего у подножия своего трона, и умоляли его простить обиды, нанесенные его собратом, и не унижать его достоинства. "Уж не намереваетесь ли вы возбудить мятеж? — воскликнул безжалостный тиран. — Где стражники?" При этих словах свирепая толпа монахов и солдат ворвалась в церковь с палками, мечами и цепями; испуганные епископы укрылись за алтарем или под скамейками, а так как их не вдохновляла готовность к мученичеству, то они один вслед за другим подписали чистый лист бумаги, на котором было впоследствии вписано осуждение византийского первосвятителя. Флавиан был немедленно отдан на съедение диким зверям этого духовного амфитеатра; Барсума поощрял монахов голосом и примером мстить за оскорбления, нанесенные Христу; александрийский патриарх, как рассказывают, осыпал своего константинопольского собрата ругательствами, бил его по щекам, колотил и топтал ногами; достоверно то, что его жертва, не успевши добраться до места своей ссылки, испустила на третий день дух от ран и побоев, полученных в Эфесе. Этот второй Эфесский собор основательно заклеймен названием шайки разбойников и убийц; впрочем обвинители Диоскора, быть может, преувеличивали совершенные им насилия для того, чтобы оправдать низость и непоследовательность своего собственного поведения.