Закат и падение Римской Империи. Том 1 - [27]

2. Близорукая политика, основанная на желании сохра­нить без всякой иноземной примеси чистоту крови своих первых граждан, остановила развитие и ускорила падение Афин и Спарты. Но властолюбивый римский гений принес тщеславие в жертву честолюбию: он нашел, что более благоразумно и более почетно усваивать добродетели и достоинст­ва отовсюду, где бы они ни нашлись, - от рабов, от инозем­цев, от врагов и от варваров. В самую цветущую эпоху Афинской республики число граждан мало-помалу умень­шилось с почти тридцати тысяч до двадцати одной тыся­чи. Напротив того, изучая развитие Римской республики, мы находим, что, несмотря на войны и выселение колони­стов, число граждан, доходившее при первой народной пере­писи Сервия Туллия только до восьмидесяти трех тысяч, возросло перед началом войны с италийскими союзниками* до четырехсот шестидесяти трех тысяч человек, способных носить оружие.

  *) То есть за пять столетий - от VI в. до н.э., времени правления шестого царя, Сервия Туллия, до конца 90-х годов I в. до н.э. (Примеч. ред.)

 Правда, когда союзники Рима потребовали для себя равной доли участия в почестях и привилегиях, се­нат предпочел случайности войны постыдной уступчивости. Самниты и луканы тяжело поплатились за свою опрометчи­вость, но другие италийские народы, по мере того как они возвращались к своему долгу, принимались в лоно республи­ки и вскоре вслед за тем содействовали уничтожению об­щественной свободы. При демократической форме правле­ния граждане исполняют функции верховной власти, а когда эта власть попадает в руки громадной народной массы, не способной держаться одного определенного направления, ею сначала злоупотребляют, а затем ее утрачивают. Но когда народные собрания были уничтожены императорами, побе­дители были отличены от побежденных народов только тем, что образовали из себя высший и самый почетный класс под­данных, и, хотя число их увеличивалось довольно быстро, оно уже не подвергалось таким же опасностям. Впрочем, са­мые благоразумные императоры, придерживавшиеся принципов Августа, с величайшим старанием охраняли достоин­ство римского имени и раздавали права гражданства с боль­шой разборчивостью.

До того времени, когда привилегии римлян успели мало-помалу распространиться на всех жителей империи, между Италией и провинциями существовало важное различие. Италия считалась центром государственного единства и твердой основой государственных учреждений. Она горди­лась тем, что была местом рождения или по меньшей мере местом пребывания императоров и сенаторов. Земли ита­лийцев были свободны от налогов, а их личность - от самоуправства магистратов.  Их муниципальным корпорациям, ор­ганизованным по превосходному образцу столицы, было вве­рено исполнение законов под непосредственным наблюдением верховной власти. От подножия Альп до крайних пред­елов Калабрии все италийские уроженцы были римскими гражданами по праву рождения. Их местные отличия сгла­дились, и они незаметным образом слились в один великий народ, связанный единством языка, нравов и гражданских учреждений и способный выдерживать на своих плечах всю тяжесть могущественной империи. Республика гордилась та­кой великодушной политикой и нередко была вознаграждаема за нее достоинствами и заслугами усыновленных ею де­тей. Если бы почетное имя римлянина оставалось принад­лежностью древних родов внутри городских стен, это бесс­мертное имя лишилось бы некоторых из своих лучших украшений. Вергилий был родом из Мантуи; Гораций не был уве­рен в том, должен ли он считать себя уроженцем Апулии или уроженцем Лукании; в Падуе нашелся такой историк, кото­рый был достоин описывать величественный ряд римских по­бед*.

  *Речь идет о Тите Ливии (59 г. до н.э. - 17 г. н.э.), который родился в италийском городе Патавии (совр. Падуя), авторе большого историчес­кого труда "От основания города” (Ab urbe condita) в 142 книгах.

Патриотический род Катонов вышел из Тускула, а ма­ленькому городку Арпину принадлежит двойная честь быть родиной Мария и Цицерона, из которых первый удостоился, после Ромула и Камилла, названия третьего основателя Ри­ма, а второй спас свою Отчизну от замыслов Катилины и дал ей возможность оспаривать у Афин пальму первенства в красноречии.

Провинции империи (описанные нами в предшествующей главе) не имели никакой политической силы, никакой кон­ституционной свободы. И в Этрурии, и в Греции, и в Галлии первой заботой сената было уничтожение тех опасных конфедераций, которые были способны поведать всему миру, что своими военными успехами римляне были обязаны внут­ренним раздорам врагов и что побороть их можно только сое­диненными силами. Случалось, что римское правительство, прикрываясь личиной признательности или великодушия, на время оставляло тень верховной власти в руках побеж­денных государей, но оно свергало их с престолов, лишь только была исполнена возложенная на них задача - приу­чить покоренный народ к наложенному на него ярму. Свободные государства и города, принявшие сторону Рима, на­граждались за это номинальным титулом союзников, но по­том незаметным образом впадали в настоящее рабство. Пра­вительственная власть повсюду находилась в руках высших должностных лиц, назначавшихся сенатом и императорами, и эта власть была абсолютна и бесконтрольна. Но те же са­мые благотворные принципы управления, которые упрочили спокойствие и покорность Италии, были распространены на самые отдаленные из завоеванных стран. В провинциях ма­ло-помалу образовалась римская национальность* двояким путем: путем поселения римских колоний и путем допуще­ния самых преданных и достойных жителей провинций к пользованию правами римского гражданства.