А накануне архиепископ с другими делегатами снова были у великого князя. И он снова подтвердил им свои обещания о выводе, о вотчинах, о суде. Новгородцы уже не заикались о крестоцеловании. Речь теперь шла только о том, какие именно «волости и села» перейдут непосредственно в руки великого князя, чтобы ему «государство свое держати» в Новгородской земле.
Казалось бы, принципиальные вопросы решены. Но не тут-то было. Господа, даже отказавшись от республиканского строя, от своей политический власти в Новгороде, даже получив заверения в неприкосновенности своих вотчин, вовсе не была склонна уступить часть своих земель государству. В борьбе за эти земли бояре проявляли гораздо большее упорство и изворотливость, чем в защите новгородской вечевой традиции.
1 января владыка, посадники и житьй, «пришел к великому князю, явили ему волости»: Луки Великие и Ржеву Пустую. Элю было похоже на издевательство: обе эти волости Давно уже управлялись московскими наместниками. Великий князь «не взятого».
.Через три дня новгородцы «явллй» уже десять волостей — четыре владычные, шесть монастырских, и что «тянет к Торжку». Впервые встал вопрос о владычных и монастырских землях —за их счет боярство думало выйти из положения. Но великий князь не согласился и на это, тем более что Торжок давно уже фактически принадлежал к московским землям. Отвергнув новгородский дар, он категорически потребовал «половину всех волостей владычных, да и монастырских...».
Этот день, 4 января 1478 года,— важная дата не только в истории уходящей в небытие феодальной республики. Впервые за пять веков глава Русского государства посягнул на церковные земли. До сих пор князья только давали земли в церковь. Давали земли пустые и населенные, жаловали монастыри угодьями, податями, повинностями. На Руси, как и повсюду в средневековой Европе, из поколения в поколение росли владения монастырей и епископий. Огражденные нравственным авторитетом, стеной феодальных привилегий, незыблемыми церковными традициями, они накапливали богатство и власть. Требование Ивана Васильевича предоставить ему половину, новгородских церковных земель было неслыханным нарушением всех старых, сложившихся представлений о полной неприкосновенности церковных имуществ. Глубокие, далеко идущие последствия влекло за собой это требование. Усиление власти феодального государства над феодальной церковью, рост экономической мощи великокняжеского правительства, начало нового этапа в развитии феодального землевладения на Руси. В создании сильного, крепкого, дееспособного централизованного государства был сделан важный шаг. Но это все станет ясным позднее, через одно-два десятилетия. А сейчас новгородские делегаты почтительно отвечают московским: «Скажем то, господине, Новугороду».
Еще теплится жизнь на вече, еще формально обсуждается ответ великому князю. Но уже только формально—фактически все решено. 6 января все требования великого князя были приняты. Просили только не отбирать земли у «убогих», маловотчинных монастырей. Составляется список всех земель, подлежащих конфискации. И снова «милость», великого князя —у владыки он отбирает не половину вотчин, а «только» десять волостей — всего-навсего около трехсот новгородских «сох», около тысячи крестьянских хозяйств
Новгородцы присягают великому князю
Миниатюра из Голицынского тома Лицевого летописного свода.
У шести крупнейших монастырей — Юрьева, Аркажа, Благовещенского, Никольского Неревского, Онтонова и-Михайловского на Сковородке — отбирается половина земель — в общей сложности около тысячи -восьмисот крестьянских хозяйств. Отбираются и шесть сел, что были за князем Василием Гребенкой — около двухсот пятидесяти крестьянских хозяйств. Всего не менее трех тысяч обеж перешло в руки великого князя, в руки государственной власти объединенной Руси. В недалеком будущем эти обжи вместе с многими тысячами других поступят в распоряжение новых владельцев. Из Москвы приедут помещики —служилые люди великого князя. Они будут получать доходы с крестьян своего поместья без права распоряжаться землями, без права увеличивать повинности. А половина земель перейдет в руки оброчных крестьян — они будут платить подати непосредственно в государственную казну, не зная над собой власти ни феодала, ни его приказчика. В жизни новгородских смердов откроется новая страница.
8 января были решены последние спорные вопросы. Великий князь узнал, что такое новгородская «соха»: «три обжи соха, а обжа — один человек на одной лошади ореть (пашет.— Ю. А.), а хто на трех лошадех и сам третей ореть, ино то соха». И вот на все «сохи Новгородской земли, во всех волостях, и на Двине, и на Заволочье, «на всяком, хто ни паши землю», была наложена одинаковая ежегодная дань —прямые денежные платежи в государственную казну: по полугривне (семь новгородских денег) на год. Тяжела ли была эта дань? На обжу высевалось три-четыре коробьи ржи и соответствующее количество овса, в среднеурожайный год она приносила валовой доход примерно в десять новгородских гривен. На соху приходилось тридцать гривен, из которых дань составляла одну шестидесятую часть. Если считать, что за вычетом расходов на потребление и семян для посева в распоряжении крестьянского хозяйства оставалось не более трети валового дохода, то и тогда размер дани не покажется слишком обременительным. Неудивительно, что смерды Новгородской земли отнюдь не выступали против новой власти, против подчинения единому Русскому государству. Но платить должны были все, в том числе и те, кто раньше был освобожден от повинностей, — и боярские ключники, и сельские старосты, и одерноватые (полные) холопы, посаженные на землю. В новом государстве стиралась разница между разрядами сельского населения. Феодальное развитие переходило на новый этап. И опять великий князь «пожаловал» отчину свою — согласился не посылать своих писцов и данщиков, а доверить сбор дани самим новгородцам, «а хто утаит хотя одну обжу... и великие князи того казнят». Последний вопрос — о Ярославовом дворе. 12 января был решен и он, разумеется так, как хотел великий князь. И список целовальный «на чем... крест целовати всему Великому Новугороду» был послан в город с дьяком Андреем Одинцом. «И отчина их тот список слышали...» Андрей Одинец должен был предъявить список во владычной палате. Затем его зачитали на вече. По-видимому, именно в этот день, 11 января 1478 года, вече собиралось в последний раз.
|
