Закари Ин и Император-Дракон - [26]

– ММО? Массовые многопользовательские онлайн-игры? – Зак уперся локтем в окно машины. Снаружи почти в такт китайскому хип-хопу, звучавшему из колонок, струились ленты городских огней.

– Да, он фактически превратил Цинь в одну из них!

– Зачем все эти сравнения с видеоиграми?

– Эй, мы же гордая нация геймеров! – Саймон пролистал зависшие перед ним результаты поиска. – В царстве Цинь тоже были ранги и все такое. Всего двадцать. Ты мог повысить его, сдавая головы врагов, которых победил в бою. Чем выше твой ранг, тем больше земли и слуг ты получал.

– Серьезно?

– Ага. Якобы воины других стран видели, как солдаты Цинь атакуют их, а с их поясов свисают отрубленные головы. Всего за несколько десятилетий циньская армия превратилась в непобедимую военную машину, и все благодаря реформам Шан Яна. – Двумя пальцами Саймон переместил к Заку виртуальную картинку. На ней был белокаменный бюст сурового мужчины в задумчивой позе.

– Это он? Выглядит злым.

– Да он и был злым. Точнее, строгим. Его законы были настолько жесткими, что царство Цинь стало фактически первым в мире полицейским государством. Если бы ты узнал, что твой сосед совершил преступление, но не сообщил об этом, тебя бы наказали вместе с ним. Он даже умер из-за своих собственных законов. Когда старый правитель, которому он нравился, скончался, а трон занял новый, которому он не нравился, Шан Ян попытался сбежать из Цинь, но ни один постоялый двор не впустил его инкогнито из-за его собственного закона, согласно которому гостиницы были обязаны проверять личность каждого путешественника. Поэтому вскоре его схватили и казнили. Именно из-за него при любом упоминании о Цинь мы представляем кого-то «строгого и безжалостного». Забавный факт: народ Огня из «Легенды об Аанге» частично был списан с них.

Зак изумленно уставился на него:

– Только не говори, что я духовно связан с реальным Хозяином Огня Озаем!

– В целом – да. Ну, если представить, что Озай и правда завоевал бы все земли. И был бы магом воды. И… ну и не устраивал бы никакого геноцида.

– Ну и дела-а. – Мальчик сполз ниже на сиденье. Ремень безопасности натянулся у него на животе. Портальные очки внезапно потяжелели, будто вместо них у Зака на носу был кирпич.

– Но в любом случае для такой строгости была причина. До того как появился Шан Ян, на самом западе Китая Цинь угасала, потому что вся власть и богатство принадлежали ленивой знати и крестьяне не видели смысла в упорном труде. Шан Ян изменил все, следуя философской концепции под названием «легизм». Она состояла в том, что самым важным считалось верховенство закона, а не родословная или происхождение. Так что, хоть он и был строгим, его строгость проявлялась одинаково для всех. Он отобрал привилегии у богатой знати и сделал так, что, если человек независимо от его происхождения мог сделать Цинь сильнее, то он получал возможность прожить хорошую жизнь. Царство Цинь стало страной возможностей. Крестьяне из других стран, очевидно, были суперзаинтригованы этим, а Цинь переманивала их, пообещав за переезд кучу дополнительных привилегий.

– Похоже на Америку. – Зак взглянул на Шан Яна в новом свете.

– На Америку в теории. – Саймон поднял бровь. На его лице мелькали неоновые пятна от всевозможных ярких вывесок магазинов и зданий. – Я бы сказал, что тогда у иммигрантов было больше шансов осуществить «циньскую» мечту, чем у современных людей – американскую.

Зак хотел бы опровергнуть это, но не мог. Ведь его мама, имея высшее образование, десять лет работала простым продавцом.

– Кроме того, – продолжил Саймон, – Америка по-прежнему не использует всемирную метрическую систему! В Цинь бы подобного не произошло. Частью концепции легизма является уверенность в том, что государство является сильным только тогда, когда оно имеет четкие стандарты на всех уровнях, поэтому Шан Ян ввел единую систему измерения. Позже Цинь Шихуан распространил эти стандарты на весь Китай. – Саймон долистал до странной статьи, которая выглядела как научный анализ изображения сосуда. Строки древнекитайского текста по бокам и снизу увеличились и выделились.

Для Зака появился перевод с рассказом о том, как была увековечена память о деяниях Шан Яна и Цинь Шихуана. Его поразило внезапное ностальгическое чувство, и сердце забилось быстрее. Может быть, часть духа Цинь Шихуана внутри него резонировала с текстом.

Саймон все продолжал рассказывать:

– Обычно за объединение Китая прославляют одного Цинь Шихуана, но сам он понимал, что не смог бы сделать это без работы Шан Яна, который жил за сто лет до него. Он был таким большим фанатом Шан Яна и легизма, что стандартизировал во всем Китае деньги, ширину дорог, чтобы по ним могли свободно передвигаться экипажи, и китайскую письменность, чтобы общаться стало намного проще. На самом деле именно поэтому, вероятно, Китай продолжал собираться воедино, независимо от того, сколько раз он разваливался на части во время гражданских войн. Ты же слышал об империях, построенных Александром Македонским, Чингисханом и Наполеоном, – и где они сейчас? Китай – единственный остался. И все из-за того, что символизирует этот сосуд.