Захват Московии - [172]
— Что это? Бич? Бомж?
— Это по-грузински — «как мне тебя жаль, мой мальчик»… Такая странность!.. — закончил он, не ответив на мой вопрос о связи слов «сука» и «сукно» — суки носят сукно? И не правильнее ли говорить «сюка»? Сюка, сюда!
После Сталина на ум пришли ветераны и злосчастная авракадавра, я спросил:
— Гурджиев знаете?
Полковник подумал секунду:
— Это какой Гурджиев? Что полбатальона съел? Каннибал? Из Киргизии?
— Да нет, друг Сталина. Он всякие штуки… В день, когда арестовали… Писали… Авракадавра… Древнееврейское заклание…
— Заклинание?
— Да-да. Я тоже писал… И сразу меня ловили, арест…
Он рассмеялся:
— Ну ясно, на немца еврейское заклинание будет плохо действовать… И чего вы, немцы, так на евреев взъелись?
— Я ничего не ел, — недовольно ответил я («опять!»), но он пояснил вопрос:
— То, что евреев все и всегда ненавидели и мучили, — понятно, но почему именно вы так особенно брутально ополчились?
Опять этот вопрос! Я решил ответить так, как мне когда-то объяснил папа: немцы были недовольны, что евреи глубоко проникли во все сферы Германии, что в их руках сосредоточилась чуть ли не большая часть финансов, газет, журналов, не говоря о фабриках и заводах, торговле и ювелирном деле, ну и так далее, вот и рвануло, Гитлер как раз подоспел, на этой волне играл-сыграл…
На это полковник, покосясь на меня, спросил, правда ли, он слышал от одного старого кагэбэшника, что у немцев были планы трупы евреев не сжигать, а рубить на куски, варить похлёбку и кормить ею других заключённых:
— Типа чтобы добро зря не пропадало? Немцы же расчётливые?
Меня передёрнуло от такого предположения, но я лично таких вещей не слышал и сказал, что фашисты хоть и сволочи и подлецы, но до такого дойти не додумались и что дедушка Людвиг мне объяснил, что вообще нацисты не сразу стали такими дикими — постепенно дичали, как это было с уничтожением психов, которое началось с того, что какой-то рьяный папаша написал Гитлеру, что у него сын психически болен и, чтобы не портить генофонд нации, разреши, мой фюрер, лично его усыпить во славу великого рейха?.. Идею развил Геббельс, осуществил Гиммлер. То же самое примерно — с очисткой Германии от геев. И вообще немцы — народ — мало что знал о том, что происходит.
На это полковник возразил, что читал недавно, что в Германии сохранился один-единственный архив СС — в Вюрцбурге, не успели сжечь, пришлось бежать от американцев. И сколько было эсэсовцев на весь Вюрцбург, как вы думаете? 20 человек! Зато архив был забит доносами жителей, вашего народа: «туда вошёл черный человек с пейсами», «оттуда вышли три женщины цыгано-носатого типа», «там трое собираются каждый день, наверно, коммунисты»… Так что народ если сам не душил и не резал, то активно помогал, а СС оставалось только выезжать на аресты. Сами же говорили, что доносительство — первая заповедь немца?
А потом, посматривая на меня грузным, даже грозным взглядом, сообщил, чтосмертельная логика немцев ему хорошо известна, вся как на ладони, и привёл в пример рассказ того же старого кагэбэшника о том, как немцы, расстреляв в каком-то белорусском селе триста жителей за трёх убитых фрицев и не зная, что делать с оставшейся полусотней детей, расстреляли и их заодно, написав в акте о расстреле, что из человеколюбия решили не оставлять детей на волю судьбы одних в сожженной деревне… Вот так позаботились, нечего сказать!..
Сержант прервал его, спросив:
— Куда подъехать? К центральному? Там видеокамеры…
— Ну и что? — ответил полковник, но потом, подумав, согласился: — Да, лучше давай к боковому.
Но, увидев столпотворение машин у бокового, куда ему стало лень въезжать, сержант промямлил:
— А там сейчас, может, и закрыто — недавно бомжи куролесили и пожар устроили, так что вход был закрыт…
Полковник, проверяя карманы, ответил:
— Был закрыт — теперь, наверно, открыт… У нас, геноссе Фредя, всё длится месяц, потом всё опять садится по своим гнилым местам, — объяснил он доверительно. — Был пожар — месяц проверяют безопасность. Утонули — месяц ходит человек по берегу. Рвануло где — месяц строгий надзор… Самолёт навернулся — месяц контроля… Люди отравились — месяц белый халат на кухне маячит. А потом…
Я вспомнил, как сестра Алки ругала коррупцов и пятилетку борьбы с коррупцией, на что полковник от души рассмеялся:
— Ага, у нас уже пятисотлетка борьбы, а результата нет… Вы знаете, геноссе Фредя, я думаю, даже уверен — многие русские правители, садясь на власть, засучивали рукава, хотели реформировать эту дремучую страну, но постепенно рукава вместе с руками опускались, оставалось только вешать и расстреливать, чтоб было как всегда, а не хуже… Так что вход уже будет открыт… — И когда сержант подрулил к открытому входу, он сказал: —
Ну, что я говорил?.. Неделю поборолись — и хорош… Эта страна неисправима. Так, выгружаемся!
Он шёл первым, с элегантной сумкой, за ним я со своей сумкой, за нами сержант тащил в одной руке в обнимку два пакета, в другой — чемоданчик.
На вокзале было шумно и энергично — люди спешили, поезда двигались, фыркали, рокотали. Пахло дымом, тянуло едой из ларьков. Полковник уверенно нашёл нашу платформу и вагон. У входа стояла приятная дама в форме, в пилотке, пахла жасмином.
Роман Михаила Гиголашвили — всеобъемлющий срез действительности Грузии конца 80-х, «реквием по мечте» в обществе, раздираемом ломкой, распрями феодалов нового времени, играми тайных воротил. Теперь жизнь человека измеряется в граммах золота и килограммах опиатов, а цену назначают новые хозяева — воры в законе, оборотни в погонах и без погон, дилеры, цеховики, падшие партийцы, продажные чины. Каждый завязан в скользящей петле порочного круга, невиновных больше нет. Не имеет значения, как человек попадает в это чертово колесо, он будет крутиться в нем вечно.
Михаил Гиголашвили – автор романов “Толмач”, “Чёртово колесо” (шорт-лист и приз читательского голосования премии “Большая книга”), “Захват Московии” (шорт-лист премии “НОС”), “Тайный год” (“Русская премия”). В новом романе “Кока” узнаваемый молодой герой из “Чёртова колеса” продолжает свою психоделическую эпопею. Амстердам, Париж, Россия и – конечно же – Тбилиси. Везде – искусительная свобода… но от чего? Социальное и криминальное дно, нежнейшая ностальгия, непреодолимые соблазны и трагические случайности, острая сатира и евангельские мотивы соединяются в единое полотно, где Босх конкурирует с лирикой самой высокой пробы и сопровождает героя то в немецкий дурдом, то в российскую тюрьму.Содержит нецензурную брань!
Михаил Гиголашвили (р. 1954) – прозаик и филолог, автор романов «Иудея», «Толмач», «Чёртово колесо» (выбор читателей премии «Большая книга»), «Захват Московии» (шорт-лист премии НОС).«Тайный год» – об одном из самых таинственных периодов русской истории, когда Иван Грозный оставил престол и затворился на год в Александровой слободе. Это не традиционный «костюмный» роман, скорее – психодрама с элементами фантасмагории. Детальное описание двух недель из жизни Ивана IV нужно автору, чтобы изнутри показать специфику болезненного сознания, понять природу власти – вне особенностей конкретной исторической эпохи – и ответить на вопрос: почему фигура грозного царя вновь так актуальна в XXI веке?
Повесть Михаила Гиголашвили открывает нечто вряд ли известное кому-либо из нас. Открывает, убеждая в подлинности невероятных судеб и ситуаций. Сам автор присутствует в происходящем, сочетая как минимум две роли — переводчика и наблюдателя. Давний выходец из России, он лучше въедливых немецких чиновников разбирается в фантастических исповедях «дезертиров» и отделяет ложь от правды. Разбирается лучше, но и сам порой теряется, невольно приобщаясь к запредельной жизни беглецов.Герои повествования не столько преступники (хотя грешны, конечно, с законом вечно конфликтуют), сколько бедолаги с авантюристической жилкой.
Стремясь получить убежище и обустроиться в благополучной Европе, герои романа морочат голову немецким чиновникам, выдавая себя за борцов с режимом. А толмач-переводчик пересказывает их «байки из русского склепа», на свой лад комментируя их в письмах московскому другу.Полная версия романа публикуется впервые.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.